«Родители отдали ребенка в пионерлагерь. Ребенок домашний. Попереживали, поплакали – всё! Ребенок исчез в недрах системы. Родители считают дни и надеются, что у него все хорошо. Через некоторое время получают от сына письмо – аккуратное, на хорошей глянцевой бумаге…»
– Почему ты начинаешь с обмана? – перебила меня Галка. – Откуда в пионерлагере хорошая глянцевая бумага?
– Описочка вышла, – призналась я. – Продолжаю… Получили от сына письмо на вырванном из тетради листке, текст был написан грамотно и без единой помарки. Начиналось оно так: «Мама и папа! Я живу хорошо, кормят нас вкусно…» Далее перечислялись блага пионерлагеря. Родители опешили. Нет, это не наш ребенок. Это не его стиль. Не может быть, чтобы система настолько изуродовала его за месяц пионерской жизни. Стали вертеть письмо в руках, искать какого-то знака. И нашли. Сбоку мелкими буквами с двумя ошибками написано: «Сдесь тюрма». Они вздохнули с облегчением и помчались в лагерь забирать сына.
Я перевела дух.
– Твоя писательская кухня вызывает сомнения, – как всегда, с Галкой нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.
– Уже? – Я еще держалась. – Почему?
– Ты должна писать голый сюжет, заготовку. А ты походя комментируешь жизнь. А этого не надо. Не сочиняй сразу. Сочинять ты будешь потом. Пойми, это сложный процесс – писать книги. Главное для писателя – точность. Понимаешь – точность!
Таким тоном разговаривает учительница с нерадивым учеником. Галку можно понять. Она двадцать лет преподавала в школе.
– А по-моему, нормально записано, – в Артуре пропадал дипломат высокого пошиба. – Давайте я вам еще одну историю расскажу.
Чтобы не слышать Галкиных нареканий, я поднесла к нему диктофон, но Артур отвел его рукой.
– Вы потом сами наговорите, ваш диктофон меня гипнотизирует.
История и правда была хорошей. Отсмеялись, и я стала ее наговаривать.
Жена Артура вместе с сыном жила дикарем в семье где-то в Крыму. В доме жил попугай – общий любимец. Сын все время играл с ним и был счастлив. В какой-то момент мальчик забыл закрыть форточку, и попугай улетел, надоел ему этот отрок. Семья в горе. Артурова жена в ужасе. И вот в Петербург мужу, который работал в очень секретном заведении, летит телеграмма: «Попугай улетел. Немедленно найди замену». Естественно, первый отдел решил, что это шифровка, и тут же начал расследование. Потом, конечно, разобрались, что к чему, но в Венгрию на конференцию Артура все-таки не пустили.
Во время моего общения с диктофоном Галка всем своим видом показывала, насколько мой текст гаже того, который рассказывал Артур.
– Есть документальное кино и есть плохое художественное, – сказала она, как только я выключила диктофон.
– Поясни.
– А что тут объяснять? Все было так емко и предельно ясно рассказано! И не нужно ничего лишнего. Зачем эти кружавчики: отрок, секретное заведение, семья в горе и так далее?
– Господа, – произнесла я официально, – сейчас мне будет преподан урок краткости. Не поленимся, перескажем еще раз как надо, – я поднесла к Галкиному лицу диктофон.
– Не буду я тебе ничего говорить. И вообще эта история меня никак не греет. Я не хочу ее пересказывать. Отвяжись.
– Но если ты вмешиваешься, значит, история про попугая тебя в каком-то виде трогает.
– Да пропади пропадом твой попугай… – в голове прозвучало «и ты вместе с ним». – Краткость – сестра таланта. Ты что хотела записать – факт или рассказ?
