– Помнишь, как ты смеялся, когда я работала над притяжением предметов и примагнитила к себе сковородку?
Савов тут же разражается смехом. О да, это было одно из самых нелепых и смешных наших воспоминаний! С заклинанием притяжения, с телекинезом Виктор отлично управляется – это, как говорится, в крови. У меня же не получалось притяжение: то перелет, то недолет, то примагничивание.
– Ты мне ведь так и не ответила.
– Что?
– Я сказал, что скучал по тебе.
Он лукаво смотрит исподлобья, а у меня внутри все переворачивается. Нет, не скучала.
– Виктор… Я… Прости меня.
Вот и все, что могу сказать. А как еще? Я внутри полая, пустая, а когда-то там были чувства – ведь были! – а сейчас только и осталось, что извиняться: не удалась ни как жена, ни как невеста, ни как возлюбленная, ни как жертва обмана, ни как Инквизитор. Даже Химерой не могу быть.
В этот момент шипение гаснущей конфорки возвещает, что кофе сбежал. Я начинаю суетиться: наливаю напиток в чашку, пытаюсь осторожно вытереть плиту.
Я не слышу, как он подошел ко мне сзади, лишь чувствую, что его большие ладони заскользили по талии, окольцовывая в объятиях. Я замираю. И тут его губы касаются моей шеи, неловко дергаюсь – и моя рука попадает на раскаленную конфорку. Я взвизгиваю от обжигающего железа. Кожа горит. Очень больно! Охая и хныча, кидаюсь к раковине, чтобы залить ожог холодной водой.
Виктор цокает, как обычно делал, когда я попадала в нелепые ситуации вроде этой.
– Давай помогу, – он осторожно берет мою руку, дует на ожог и произносит «sanitatum», чтобы быстрее зажил. Сейчас должен исчезнуть.
– Я такая неловкая.
– Ты всегда такая была! – Савов смеется, глядя мне в глаза. И это не нравится. Получается, что он смеется надо мной! Рэй такое себе бы не позволил.
Забудь, Аня, забудь! Все. Тебя не простили.
Но Виктор не замечает моего недовольства и пытается снова обнять. Я внутренне ломаю себя, соглашаясь на близость: кладу руки ему на плечи, все еще ощущая, как жжет ладонь. Савов подумал, что я даю разрешение на большее, и стремительно приникает к моим губам. И снова ломаю себя, позволяя вспомнить, каково целоваться с ним. Его губы более жесткие, требовательные, напористые. В поцелуях Савов – хозяин, только он позволяет получать мне или не получать удовольствие. Виктор стискивает голову, положив руку на затылок, чтобы я не смела отпрянуть раньше времени. Его вкус – вкус моря: чуть соленый с шипровым запахом парфюма.
В конце концов, я с ним целовалась много раз. Его объятия – давно изведанная территория. Поэтому стараюсь расслабиться и, если не получить удовольствие, то хотя бы не отторгать мужчину.
– А вот и мы. Простите, что так скоро! Там дождь начался, а мы зонтиков не взяли, – Варя с Кевином входят в кухню и сразу замечают нас. Думаю, что по мне и так все видно. Сестра смущенно, но не скрывая радости, отводит глаза. Кевин смотрит хмуро. В его взгляде читается, что ему не нравится то, что увидел.
– Вы нам помешали, – Савов бесцеремонно осаживает сестру и Кевина, несмотря на то, что все произносится с вежливой холодной улыбкой.
Варя сразу как-то тушуется. На мгновение кажется, она даже испугалась. Но Ганн сразу берет ситуацию в свои руки, обворожительно и задорно улыбнувшись.
– Все. Нас нет. И не было. Мы ваши галлюцинации.
Он практически утаскивает Варю из кухни. Как только сестра с Кевином уходят, Савов поворачивается, сладко облизываясь.
