Сабля, трубка, конь казацкий - страница 10

Полупуд коротко хохотнул и ткнул меня кулаком под ребра. Весьма чувствительно.

– Уразумел, отрок?

Положим, преимущества одетого перед нагим мог и не разжевывать – и так все понятно. Но натягивать на себя шаровары покойника. Учитывая, что в эти времена ни о каких трусах или кальсонах еще и слыхом не слыхивали… М-да. А с другой стороны, не слишком ли привередливым я стал? Как для того, кто совсем недавно готов был поднятыми с земли объедками питаться… Секонд-хенд ему, видите ли, не угодил.

Тем более что, если с умом к делу подойти, то ничего страшного. Муравейник имеется. Пропади он пропадом… Накрыть его на часок одеждой – лучшей дезинфекции и не придумать… После простирнуть с песочком и можно носить как собственную.

– О! – казак Василий указал рукой на горбок свежей земли. – Кажись, напраслину я на басурман возвел. Не поленились по-людски похоронить… Нет, это понятно, что яму невольники вырыли, но все же – не бросили как падаль. Ладно… За это и я, когда придет время, тоже их уважу. До заката закопаю.

Полупуд подошел к могиле, потом взглянул на мои руки, на свои – и неодобрительно помотал головой.

– Не, Петро. Тут с тебя толку не будет. Сам управлюсь. А ты поброди вокруг, осмотрись. Может, еще что нужное найдешь. Ну и помолись… – Потом опустился на колени и широко перекрестился. – Прости нас грешных, Господи. Сам зришь… Не корысти ради, а токмо по нужде великой… – и принялся отгребать землю.

Сложенные лодочкой мозолистые ладони Полупуда раскапывали рыхлый грунт не хуже совковой лопаты, так что я послушался и не стал соваться с предложением помощи. Действительно, только мешать буду. Лучше и в самом деле молитву вспомнить. Благодарственную… Поскольку судьба хоть и сыграла со мной злую шутку, выбросив за борт привычной жизни, о спасательном круге не забыла. В виде казака-запорожца. Заодно и о других потребностях позабочусь. За всей этой беготней совсем о личной гигиене позабыл, а организм требует. Привык, знаете ли, к расписанию. Еще с первого класса приучен. В семь тридцать – вынь да положь ему водные процедуры. А также все то, что им предшествует. И никакого, между прочим, разногласия. Как сказал писатель, в чистом теле и о возвышенном думать сподручнее.

Высмотрел я в ивняке местечко поуютнее и потрусил в ту сторону… Хорошо, что под ноги смотрел. И двадцати шагов отбежать не успел, как буквально наткнулся на труп… Вернее, я сперва подумал, что это какие-то лохмотья, выброшенные за полной ненадобностью, такой у них был неказистый вид. Но когда пригляделся, то вздрогнул от отвращения. У моих ног лежала не кучка тряпья, а обезглавленное тело.

В смятении я совершенно позабыл, что притворяюсь немым, и едва не окликнул Василия. К счастью, он отозвался первым.

– Ты глянь, Петро, чего я откопал! Это же басурманин! Тринадцать пресвятых апостолов! То-то я не мог понять, с чего голомозые на меня так обозлились, что на деньги наплевали и казнить решили. А оказывается, я того охранника прибил… Ну и поделом собаке.

Пока казак все это проговаривал, я немного успокоился и, согласно роли немого, замахал руками и замычал, привлекая внимание.

– Чего тебе?

Я повторил мычание громче, жестами подзывая Василия и указывая на труп.

– Сейчас, погодь. Не горит же?

Я кивнул. Покойнику действительно «не горело». Что бы в мире ни происходило – его это уже совершенно не беспокоило.

– И что ты на это скажешь, Петро? Ах, ну да… Тогда послушай, я скажу… Если уж не везет, то и конь в конюшне ослом обернется. Ни тебе халата, ни сапог… Обобрали друзья покойника до нитки, только саван посмертный… Впрочем, если кусок отрезать, то на один запах хватит. Все лучше, чем нагишом… Сейчас, вытащу голомозого – посмотрим. Чего застыл, как пень? Иди сюда… Или и вправду важное что нашел?.. Гм, а где же тогда тело хлопца? Я развел руками. Мол, и да, и нет… Но потом все же кивнул.