Хальфдан был Чистым, невероятно привлекательным музыкантом без пары, перед ним открывалась многообещающая карьера, так что он был завидной партией для любой девушки в Стальном городе. Что же до меня…
Взглянем в глаза правде: Ольда все верно сказала.
Я знала, какое место занимаю в жизни друга, и меня оно полностью устраивало. Я никогда не питала иллюзий. Мне даже в голову не приходило думать о Хальфдане в таком ключе.
И как только Ольде в голову пришло ревновать?
– Поверь, – повторила я, четко выговаривая слова, и твердо посмотрела Хальфдану в глаза.
Мне хотелось быстрее покончить с этой сценой и уйти. Я надеялась, что Хальфдан поймет это и не станет впустую добиваться от Ольды извинений.
На скулах друга заиграли желваки, словно он крепко стиснул зубы, пытаясь подавить гнев. Потом он коротко кивнул и, отвернувшись от своей бывшей подружки, зашагал дальше. Я молча последовала за ним, опустив голову, чтобы не видеть устремленных на меня любопытных взглядов.
Хальфдан подождал, пока мы отойдем подальше от толпы учащихся, и пробормотал:
– Мне жаль, такого не должно было случиться…
– Вопрос закрыт, – снова перебила я друга. – Не будем больше об этом говорить, прошу тебя. У нас ведь есть и другие, более важные заботы, помнишь?
Хальфдан резко фыркнул, потом поджал губы и медленно, словно нехотя, кивнул.
Через несколько минут молчания, становившегося все более угнетающим, мы перешли одну из улиц, на которой повесили плакат. Мы не особо удивились, обнаружив, что плакат сняли. По обоюдному молчаливому согласию было принято решение следовать обычным маршрутом и не проверять все остальные места, где разместили плакаты, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Итак, мы направились к кузнице Лотара, отца моего друга, как делали каждый день после учебы.
Городские улицы выглядели все так же уныло. Люди шли кто куда: одни закончили изнурительную работу и, втянув голову в плечи, старались быстрее вернуться к очагам; другие заканчивали дневные дела и лихорадочно подсчитывали монеты, надеясь, что заработанного хватит, чтобы протянуть следующий день. Группки детей изо всех сил старались подмести с улиц пепел и расчистить проход для велосипедов и тележек – мало оплачиваемая работа бедняков, которой я тоже занималась время от времени параллельно с учебой в Академии. Таверны мало-помалу заполнялись народом, а вечерний туман быстро густел, затягивая городской ландшафт серым непроницаемым покровом.
Мы усиленно прислушивались к разговорам прохожих, однако никто и словом не обмолвился о наших мятежных плакатах. Надо сказать, всеобщее равнодушие порядком меня разочаровало…
Возможно, все дело было в моем воображении, и все же, пока мы шли к Лотару, мне показалось, что на улице стало больше встревоженных лиц, чем обычно.
Хальфдан небрежно положил сумку на отцовский стол и налил нам по стакану воды. Здание то и дело оглашалось мощными ударами молота по металлу, так что дрожали стены – значит, Лотар все еще работал.
– Вот досада! – прорычал Хальфдан. – Похоже, никто не видел наши плакаты. Как такое возможно? Думаешь, кто-то их все сорвал до того, как жители проснулись?
– Нет, это маловероятно. Мы бы заметили, если ночью за нами кто-то шел. Возможно… просто нужно время. Может, нам стоит начать все сначала. Если мы каждую ночь будем развешивать повсюду рисунок твоей матери, то однажды, возможно, все изменится.
