Садгора - страница 11



Вот и началось.

А пока чешский самолет на девятнадцать пассажиров доставлял к первому месту несения службы молодого лейтенанта, ровесника и земляка воронежского сверхзвукового Ту-144. На ногах у него поскрипывали неразношенные коричневые туфли чешской же фабрики «Цебо», стрелки на выглаженных утром брюках ещё не помялись, рубашка, тоже сделанная в одной из стран Варшавского договора, на карманах и рукавах была украшена пуговицами с потайными нитками. На коленях лежала фуражка с высокой тульей и плетёным под золото шнуром-филиграном. Образ завершали погоны, где не только звезды, но и эмблема блестели шитыми золотыми нитями. Ателье военторга, расположенное рядом с военным училищем, за умеренную плату добавляло отдельные стежки, и из пехотного офицера получался штабной. Не хватало только гусарской сабли и шпор, но они к туфлям не положены. Военный лётчик из него не вышел – подвело зрение, поэтому кант на фуражке и брюках был красного, а не голубого цвета.

В тон коричневой форменной обуви был чемодан, купленный ещё родителями, который стоял рядом в багажном отсеке. Все вещи Феликса, необходимые на первое время, были в нём. С этим чемоданом он приехал вчерашним школьником поступать в училище, с ним же бывшим курсантом вступал в офицерскую жизнь. Все годы учёбы поместились в его нутро. На дно бережно, чтобы не помялся, был помещён диплом, который не стыдно показать. Любимому деду в ветеранском магазине зачем-то по блату продали модную импортную футболку белого цвета с флагами, как оказалось, несуществующих государств. Дед Иван эту диковинную вещь отдал внуку, и она теперь в качестве выходной покоилась на почётном месте. Полчемодана заняла отцовская военная лётная кожаная куртка. Рядом с плейером магнитофонные кассеты с записями групп «Nazareth» и «Кино». Нашлось место и для складной доски с походными шахматами на магнитиках. Остальное – так, по мелочи. Сверху аккуратно уложен единственный штатский серый костюм, с которого химчистка с трудом свела праздничные следы выпуска из военного заведения.

Посидели хорошо, все были как свои. На первой офицерской попойке во главе сидел майор Трюкин. Феликс сидел рядом с Константином и пил своё любимое шампанское. Лейтенанты всё в шутку спрашивали Феликса, будет ли он прокалывать себе ухо под музейную гусарскую серьгу. Трюкин для поддержки разговора рекомендовал посмотреть «Гусарскую балладу», очень ему этот фильм нравился, особенно девушка в форме гусара. Проигнорировал мероприятие только Родион, который опасался, что ставшие равными с ним курсанты-лейтенанты могут подшофе всё ему припомнить. Весело обсуждая дезертира компания пришла к выводу, что если кто и мог стащить серьгу и спрятать её так, чтобы в казарме не нашли, то это был сам старший сержант замкомвзвода Родион, только у него была отдельная комнатка. Иногда алкоголь улучшает память и добавляет смелости в поисках справедливости, хотя это медициной и не доказано.

Сидя в отдельном комфортном кресле у иллюминатора лейтенант через очки всматривался в пробегающие внизу картинки незнакомой ему местности и щурился то ли от солнца, то ли от удовольствия. Малооблачный горизонт в круглом окне объединял в одну радостную картину синее небо и золотые поля пшеницы. В нагрудном кармане рубашки у самого сердца лежало предписание: приказом таким-то назначить его помощником военного коменданта гарнизона Садгоры. Текст на официальном бланке с гербовой печатью был написан каллиграфическим почерком младшего сержанта Константина – курсового писаря и по совместительству его командира отделения. Их кровати в опостылевшей казарме разделяла, а на самом деле объединяла одна на двоих тумбочка. Лейтенант Костя, родом из Полесья, в морском чёрном мундире убыл служить в ставшие родными для Феликса Хибины, а лейтенант Феликс в зелёной форме – в Карпаты. Всё смешалось, но в пока ещё единой, большущей стране, еле вместившейся между Кёнигсбергом и Сахалином, каждому нашлось своё место.