– Ужин готов и стол накрыт, – спокойно сказала я, внутреннее сходя с ума под ее пристальным взглядом.
– А, – лишь бросила она, пройдя мимо.
Сатус, она не в лучшем расположении духа. Надеюсь я сделала все так, как меня учила бабушка. Выдохнув, сжала вспотевшие ладони в кулаки и направилась за ней. Мать остановилась у прохода в столовую. Сморщив нос, принюхалась к аромату, что по моему скромному мнению был просто волшебный.
– Вкусно пахнет, – от ее слов по спине побежал холодок.
Больше ничего не говоря, она направилась в ванную. Зная, что следует сделать дальше, направилась в столовую и встала позади своего стула. Мать зашла через несколько минут, окинув стол холодным, безэмоциональным взглядом. С каждой секундой напряженность в теле все больше росло. Ладони уже взмокли настолько, что можно заполнить целый стакан.
Молча отодвинув стул, мать села и лишь после этого, смогла сесть и я.
– Приятного аппетита, – пожелала, внимательно следя за руками мамы.
Она даже не посмотрела на меня, пока отрезала от утки кусочек и накладывала салат. Не удосужилась попросить перец или соль, как делала это обычно. Молчание давило еще больше. В такие моменты невозможно предугадать, довольна она или… мне стоило готовиться к уборке осколков.
Тишину изредка нарушал звон столовых приборов о тарелки. «Семейная идиллия», так говорила мать, когда приводила с собой особо важных коллег, оправдывая тем самым мою молчаливость.
– Как учеба? – неожиданно поинтересовалась мать. – Не определилась ли с направлением? – с нажимом добавила она, сверля меня серыми глазами.
Поджав губу, я лишь покачала головой, опустив взгляд в почти нетронутую тарелку. От напряжения кусок в горло не лез. Мама молчала. Замерев, в гнетущей тишине, ожидала реакцию на мой ответ. Я услышала, как она тяжело вздохнула, следом последовал легкий стук, с которым она обычно опускала приборы на стол. В горле появился ком.
– Тебе пора уже определиться, Элен. Ты уже не ребенок, пора научиться ответственности, образумиться и выбрать медицину, – вновь она завела разговор об этом, совсем не интересуясь у меня, хочу ли я этого. – Безусловно, потерян год. Важнейший год в твоем обучении, и это осложнит многое. Ничего, есть специальная программа, а для тебя, дочери ведущего научного специалиста, – с гордостью подчеркнув свою должность, продолжая давить, сказала мать. – Сделают исключение. Конечно и ожиданий от тебя будет больше. Придется постараться, чтобы не опозорить меня… в очередной раз.
Болезненный укол прямо в самое сердце. Любое мое действие мать расценивала как «допустимо» или «позор». Я чувствовала, как мысленно сжалось мое тело, желая исчезнуть. Мне тяжело. Ох, Солнце и Луна, мне так тяжело от мысли, что я никогда не смогу сделать собственный выбор. Будущее, как и жизнь, никогда не будут принадлежать мне. Я вынуждена делать что мне говорят. По крайней мере, пока что.
– Хорошо, мама. Я обязательно подумаю над вашими словами, – подняв голову, четко и без дрожи, ответила, зная, этого никогда не будет.
Противоречие. Во мне полно этого и каждый день становится труднее. Если я сделаю так, как требует мама, все потеряно. Не хочу. Ничего не хочу. Совсем ничего. Даже жить. Какая медицина? Какая помощь другим? Как я могу помочь кому-то, если не могу спасти себя?
– В любом случае, – хищно улыбнувшись, она опустила ладони на стол. – Даже если ты снова пойдешь на попятную, выбор за тебя сделаю я. Ты знаешь это. И только попробуй все испортить. Только попробуй опозорить меня или выбрать что-то иное. Хоть раз, – ее слова били больнее пощечин. – Хоть раз ты должна поступить как послушная, нормальная, дочь.
