Сага о Тимофееве (сборник) - страница 21
– Света! – завопил Тимофеев. – Постой, не заходи, я брюки надену!!!
Но девушка уже была посреди комнаты. Ее глаза сверкали, словно синие огни, кулачки были сжаты, она готова была наброситься на оторопевшего Фомина, несмотря на значительную разницу в весе и физической подготовке, и растерзать его в клочья.
– Друг, называется! – воскликнула она гневно. – Я не знаю, о чем вы тут говорили, мне это неинтересно! Потому что ты все равно ничего не понимаешь! Да разве ты способен оценить?! Ты обманом похитил у меня Витин подарок, это гениальное изобретение!
– Света, подожди… – лепетал Тимофеев, путаясь в брючинах за ее спиной. – Все не так, как ты думаешь…
– Молчи, Витенька! – грозно оборвала его Света. – Ты тоже ничего не понимаешь, ты тоже не знаешь себе цены! И я никому не позволю тебя обидеть!
Фомин трясущимися пальцами загасил папиросу и встал навытяжку.
– Все наоборот, – сказал он. – Пусть я ничего не понимаю, пусть Витька ничего не понимает… Но и ты, Светлана, кое-что упускаешь. Если кто-то здесь и не знает себе цены, так это ты. И где были раньше мои глаза? Эх… – и он снова сел.
– Не о том мы сейчас говорим! – Света не могла успокоиться и металась по комнате, будто шаровая молния. – Меня только под утро осенило… Ведь реализатор способен раскрыть любые тайны истории! Он прочитает между строк все то, о чем только догадываются ученые! – Ее взгляд задержался на книжной полке. – Вот! «Слово о полку Игореве»!
Она выхватила с полки потрепанную неказистую книжку в бумажной обложке и протянула Тимофееву.
– Столько лет историки гадают, кто был автором «Слова», – сказала она. – А мы узнаем это через несколько минут!
Ее возбуждение понемногу передалось и окружающим. Фомин снова закурил и слегка отодвинулся от реализатора.
– Ну, братцы-сестрицы, – произнес он. – Если удастся…
– Конечно, удастся! – вскричала Света. – Правда, Витенька?
– Не знаю, – задумчиво проговорил Тимофеев. – Искажения при копировании, опечатки… Очень хочется, чтобы удалось.
И он бережно поместил книжку в прибор.
Комната озарилась тусклым светом. Невидимая, где-то тлела и мигала свеча, отбрасывая колеблющуюся тень от сгорбленной фигуры на сырые стены кельи. Шуршало перо по жесткому листу, стылый воздух дрожал под потолком. И зазвучал шепот – невнятный, потусторонний.
– Не лепо ли ны бяшет, братие, начати старыми словесы…
Шепот прервался. Заскрипела рассохшаяся скамья, и темная фигура медленно, невыносимо медленно стала оборачиваться… Света тесно прижалась к Тимофееву, ее трясло от волнения, да и Тимофеев тоже невольно вздрагивал. Над его ухом прерывисто дышал утративший обычную невозмутимость Николай Фомин.
Сквозь бездонную пропасть времен прямо в глаза им смотрел автор «Слова о полку Игореве».
И не было сил молча выдержать этот взгляд.
– Кто ты? – чуть слышно спросила девушка Света. – Назови свое имя!..
– Назови имя! – вторил ей Тимофеев. – Назови, пожалуйста!
– Назови! – подхватил потрясенный Фомин.
Они почти кричали и отчаянно верили, будто их зов может одолеть эти сумасшедшие восемьсот лет, что разделяли их.
– Назови свое имя! Назови свое имя! Назови!..
Машина Леонардо
У Тимофеева болели зубы.
Нет нужды подробно описывать его ощущения. Собственно, болел один-единственный левый нижний коренной, но в силу подлой солидарности все прочие зубы дружно ему подыгрывали. Тимофеев не мог ни пить, ни есть, ни разговаривать. А тем более, что самое неприятное, – думать. Ему было «плохо и нехорошо», как мог бы написать любитель тавтологий сэр Томас Мэлори в своей «Смерти Артура». Тимофеев умирать, подобно королю Артуру, конечно же, не собирался. Но радость бытия вот уже два дня как напрочь его оставила.