Сагарис. Путь к трону - страница 28

– Дым… – наконец молвил Биарта и довольно ухмыльнулся. – Дым от костра! Ветер дует в нашу сторону… Амазонки в западне! Они скрылись в балке, которую трудно заметить.

Наконец и до Дюрге дошло. Он свирепо осклабился и невольно погладил рукоять своей кривой махайры33; конные фракийцы не любили короткие римские гладиусы34, предпочитая им свои, более длинные и тяжелые мечи.

– Ночью вырежем всех этих паскудных баб сонными, – сказал он с уверенностью в голосе.

– Э-э, не так быстро! – Биарта соскочил с коня и встал напротив Дюрге. – Вишь, как размахался… Ночью все кошки серы. К тому же амазонки отличаются большой бдительностью. Уже проверено. Как бы нам самим не угодить в капкан.

– Но выпускать их из балки нельзя!

– Не горячись, – примирительно сказал трибун. – Конечно же, не выпустим. Окружим балку, снимем по-тихому дозорных и обрушимся на амазонок всей своей мощью.

– Когда?

– Утром. Как только начнет светать. Когда сон наиболее крепок. Но предупреди своих подчиненных, чтобы смотрели в оба! Если амазонки заподозрят неладное и ночью выскользнут из ловушки, то клянусь Геросом35, я распну твоих лазутчиков на первом попавшемся дереве!

– Мог бы и не предупреждать, Огненный Лис… – буркнул декурион, стегнул своего скифского конька и скрылся в высокой траве, да так быстро и тихо, что отвернувшийся на мгновение Биарта не заметил его исчезновения.

Трибун в восхищении покачал головой. Дюрге был его старым боевым товарищем. Казалось, что Биарта знает декуриона вдоль и поперек, однако умение опытнейшего лазутчика исчезать на ровном месте, на глазах наблюдателя, всегда вызывало в нем удивление и замешательство. Трибун даже иногда думал, что Дюрге спелся с нечистой силой. Иного объяснения способностей декуриона он не находил…

Рассвет проклюнулся какой-то робкий, словно солнце не хотело показываться из-за туч, чтобы не освещать бойню, уготованную фракийцами амазонкам. Ночные стражи воительниц, расположенные по краям балки, с трудом боролись со сном, который к утру начал одолевать даже самых стойких.

Невидимые в высокой траве, лучшие стрелки фракийской спиры ползли как змеи, совершенно неслышно. Не шевельнулась ни одна травинка, не затрещал сухостой, настолько осторожно и медленно продвигались вперед опытные воины. Лазутчики выяснили расположение постов, и теперь дело оставалось за малым – бесшумно снять утомленных бессонной ночью дев-воительниц. Они все еще пребывали в состоянии эйфории от удачного набега, поэтому их бдительность была ослаблена.

Эпоха римского владычества над фракийцами наступила с того момента, когда римляне взяли в плен вождя фракийского племени медов Спартака, впоследствии возглавившего восстание рабов в Италии. Но власть Рима на землях фракийцев утверждалась с трудом. Борьба то затухала, то разгоралась снова. Фракийцы то признавали власть Рима, то отвергали ее. После восстания 44 года фракийское царство было превращено в подчиненную Риму провинцию Мёзия.

Римляне уделяли Мёзии особое внимание. Там стояло множество римских легионов, устраивались поселения ветеранов, наделяемых землей и обладавших налоговыми льготами. В императорских салтусах (имениях) особенно процветали коневодство и овцеводство. Власти поощряли занятие виноградарством. Активно велась добыча меди, железа, золота, серебра. Рудники были собственностью государства. Здесь широко использовался труд рабов. В Мёзии было сосредоточено более трети оружейного производства империи. Фракийская знать, на которую опирались римские власти, получила права римского гражданства. «Варваров», попавших в плен, селили в Мёзии на положении полузависимых крестьян, обязанных платить налоги и нести воинскую службу; их продавали и наследовали вместе с землей. Поэтому многие мужчины-фракийцы с удовольствием шли на императорскую службу, так как лишь в составе легионов они чувствовали себя свободными. К тому же им предоставлялись все льготы, положенные ветеранам.