Саги зала щитов. Адульв. Пламя, зажжённое тьмой - страница 12

Неторопливо волк двинулся к дому, при каждом движении можно было видеть, как бугрятся канаты мышц под его шкурой, а взгляд неотрывно был прикован к ярлу. Проходя мимо старца, он, не выпуская из клыков лосёнка, свирепо и протяжно рыкнул, да так, что Руагор похолодел внутри. «Этож надо, сталь и кровь, – думал он про себя, – и вот такая зверюга знай себе бегает по лесам в каких-то трёх часах хода от Лёрствёрта, а мы от соседей бережёмся да на океан озираемся». Меж тем, бросив свою добычу в паре шагов от вестницы, волк подошёл к деве, наклонив морду вниз и чуть в сторону, обнажив шею: знак подчинения, что у собак, что у волков.

–Хороший мальчик, хороший, – на глазах у вконец обалдевшего старца дева принялась трепать зверя за ушами, словно щенка, а тот знай себе ластился, как домашний, а ведь пастью любвеобильная животинка доставала хозяйке мало что не до подбородка и при желании могла перекусить её надвое. – А ты спрашивал, какую тушу. Правда, самой охотиться мне больше по нраву, как, впрочем, и тебе, ярл, но всегда приятно, когда за тобой ухаживают. Ну, малыш, беги.

Повинуясь слову хозяйки, волк огромными скачками умчался в лес, наградив на прощанье Руагора ещё одним многообещающим взглядом. Едва зверюга скрылась, как вестница пару раз обошла лосёнка кругом, словно ей было невтерпёж приступить к разделке, лишь затем, вздохнув, вновь подошла к старцу.

– Могу просить чего захочу, говоришь, – под её пристальным взором Руагор понял, что ощутил лосёнок, едва попавшись малышу помощницы смерти, но тем не менее ответил твёрдо.

– Да, чего пожелаешь, моё слово твёрдо, уплачу любую цену.

– А если ценой станет твоя жизнь? Легко жертвовать чужими, а вот своей, ну, по плечу тебе такая сделка – разменять свою жизнь на жизнь этого младенца?

Пару мгновений старец смотрел на бледное личико внука, затем лицо его озарила довольная улыбка. Вот и сбылась казавшаяся несбыточной надежда, его род продолжится, и это главное, остальное неважно, да и цена, назначенная помощницей смерти, не так уж и велика. Что значит жизнь старика по сравнению с жизнью внука, он пожил достаточно, повидал много, теперь черёд этого младенца, ведь мир такой большой и прекрасный, пусть же хранят его предки, к коим скоро присоединится, и сам ярл, и ему нечего будет стыдиться под их взором, и там, на вечном пиру в великих чертогах, он наконец вновь увидит сына. Единственное, что печалило Руагора, так это то, что навряд ли доведётся ещё раз взглянуть в эти крохотные глазки, так похожие на глаза его сына, и услышать нелепое лепетание внука.

– Да, я согласен, – ответ старца заставил вестницу удивлённо поднять бровь, уж слишком быстро тот дал согласие. – Исцели моего внука, а потом делай со мной что захочешь, хоть в пламя, хоть на капище под нож.

– И не боишься, – от девы не укрылось, что теперь ярл не отводит взгляд, как раньше, а смотрит прямо и почти без страха.

– Нет, я уже и так умирал десятки раз, ещё один не страшен.

– Ну, воля твоя, заходи, ярл, гостем будешь, – помощница смерти вновь зашлась смехом, скрываясь в косом дверном проёме.

Чтобы войти, Руагору пришлось сначала нагнуться, а затем и вовсе спуститься на несколько ступеней. Пол избушки оказался намного ниже земли – видать, сруб частью был врыт в землю. Внутри жилище вестницы оказалось совсем не таким, каким себе представлял Руагор дом жрицы самой смерти, и уж точно не соответствовал он косой развалюхе снаружи. После солнечной поляны Руагор оказался в полумраке, но что-то всё же смог разглядеть. Не было здесь привычного очага посреди дома, его заменял хорошо сложенный камин с подвешенным на цепи котлом в дальнем левом углу. Ярл уже видел такие во время походов на запад, но здесь покамест не встречал. Пол, как и частично завешенные шкурами стены, был зашит струганной доской, это заставило старца вновь задуматься: новая крыша, эти доски одна к одной, таких даже в Лёрствёрте не делают, кроме как на корабли, а у неё нате – пол, и кто ладил, ведь не сама же топором орудовала. Никаких жреческих или волховских атрибутов он не увидел. Ни пучков трав, свисающих с потолка, ни идолов – простенькое убранство, мелкой работы и сложного узора резной стол с парой потемневших от времени стульев под окном, большая, застеленная мехами кровать и пара неподъёмного вида окованных ларей.