На столе лопнул и опал герметичный пакет с нарезанными апельсинами: поднималось давление. Баростанция показывала, что пока несущественно, а вот термометр словно взбесился. По норме комфортная температура на подводных лодках и в куполах – 20-25 градусов, но на «Аниве-8» по личной просьбе вечно страдающего от жары Василия, установили кондиционеры с увеличенным резервуаром для поддержания температуры в 17-18 градусов по Цельсию. Сейчас, несмотря на бесперебойную работу, оба сплита не смогли справиться с близостью магмы.
– Плюс двадцать четыре… – терпимо, – Черепичный понимал, что кондиционеры скоро отключатся, если будут стараться догнать воздух до установленного плюса, и потому принял решение соломоново: самостоятельно отрубить сплиты, и включать их на короткое время по очереди, когда будет совсем жарко. Аппарат для отслеживания точки замерзания тосола в космосе, АТК-ЛАБ-18, нахально отжатый самой Филатовой у ракетчиков и переделанный под большие глубины, писал график температуры – пока ещё пологий, но упорно ползущий вверх. Стало жарко: после отключения сплитов градусник скакнул с +24 сразу до +27, и Черепичный почувствовал себя неуютно. Но страдать времени не было: над сейсмографом зависла голубая голограмма с двумя эпицентрами землетрясения и разломами коры. Образуя неровный ромб, картину дополняли два точечных провала.
– Красота! – сейсмограф вычертил примерный маршрут движения, якобы, могущий спасти человека. Искусственный интеллект «Анивы-8», отрезанный от отцовского «Урана» и могучего мозга Пашки Переверзева, чертил бесконечные восьмёрки, максимально уводящие купол из опасных зон. Расчётное время вывода колебалось от 177 до 245 часов. Василий внимательно изучил предложенный бредовый путь и понял, что либо надо вытолкнуть купол с дурной траектории – хотя бы столкнуть, либо надо закрыть один из разломов. Приблизив голограмму, Черепичный убедился: дело – дрянь. Ткнул кнопку мемографа:
– Первый разлом, пусть будет «разлом Калязина»: с вертикальным падением, грабен, длина не меньше десяти километров. Второй – взброс, невертикальный разлом, большой горст, не обойти, не перепрыгнуть, на вид – километров сорок, не меньше. Его можно назвать «разлом Черепичного», скорее всего – посмертно. Если меня не спасут, то надиктую сюда письмо и записку оставлю. Но пока попытаюсь спастись сам. Например, – он прищурил глаз, – отключить якоря.
Закавыка была в том, что в режиме «убегания» якоря можно было отключить только снаружи, вывернув штекер, похожий на ручку отбойного молотка, и вытянув его из гнездового паза. После чего надо было нажать кнопку блокировки, устанавливающий полиэфирную заглушку между обмоткой ротора и сердечником статора. Но выйти наружу Василий не мог: при разрыве труб автоматика заблокировала шлюзовую камеру с обеих сторон.
– Может, всё-таки поспать? – Черепичный отбросил эту мысль, и принялся рисовать инструкцию, которую понял бы любой водолаз мира: вывернуть, поднять, нажать, повторить. Мысль была такова – прилепить бумажку на иллюминатор. Заметят – поймут.
– А ведь как бы сейчас пригодился опыт дяди Бори-космонавта, – улыбнулся узник «Анивы-8». Ему предстояла большая работа: успеть записать принцип и механику работы глюонного двигателя, работающего на энергии безмассовых частиц, переносчиков сильного взаимодействия. Говоря попросту, Черепичный изобрёл способ приклеить всё ко всему, например, купол – к планете Земля. Но пока этого никто не знал.
