Сальдо-бульдо - страница 3

В очередной раз Наденька залетит – и, прежде чем открыть рот, глядя в честные Костины глаза: «Гм, здравствуйте… надо сделать отчёт, б…». А Костя в эту секунду кивает, закрепляя рефлекс.

И вот наступил день, когда из самой Америки приехала делегация проверить процесс разложения медицины. Прихехекнутая повела показывать своё обожаемое детище – отдел АСУ (автоматизированная система управления). Американский босс «есть немного понимать русськи». Сотрудники выстроились полукругом, Наденька толкнула небольшую речь и взяла на себя роль проводника в череде рукопожатий:

– Это Аскар, – произнесла она и поперхнулась. Невольная пауза. Американец пожал руку Аскару, следующий на очереди – Костя. Но вместо того, чтобы представить Константина, добавила зачем-то про Аскара: – Начальник отдела. – Костя шагнул вперёд, янки кинулся обниматься: «О, начальник отдела, мне очень приятно», – Костя в ответ, сжимая руку опытного разведчика: «А мне-то как приятно». Наденька начала махать граблями, мол, не тот начальник, совсем не тот, но заокеанская свита зашикала на неё – успокойся, баста, эпизод отыгран…

История с годами обросла дополнительными оттенками.

Костя в этом клоповнике отработал три года, после чего я перетянул его туда, где в течение нескольких лет прошло самое весёлое и беззаботное время.

Наденька со словами: «Умри с миром», – сумела превратить казахстанскую медицину в отголосок ядерной зимы, a USAID потом признали террористической организацией, но позже и в России. А это уже совсем другая история.

Тем временем Костя продолжал работать в клоповнике, единственной отдушиной которого оставался большой отдел АСУ. Что ни сотрудник, то самородок.

А у меня в подчинении – два выпускника факультета информационных технологий, которые брюзжат по поводу русского рока, предпочитая ему лёгкую попсятинку. Очень скоро я потащу бывших студентов на знаковый концерт (как Данила Багров), где они будут громче всех подпевать Вячеславу Бутусову про тихие игры.

1999–2001 годы.

Олежка. Программистов такого уровня можно пересчитать по пальцам одной руки. И то, если предварительно откромсать пару пальцев бензопилой. Талантище.

Олег был настоящим самородком и, как положено настоящим самородкам, пил. Две недели запоя, но потом работа, на которую другим требовался месяц, выполнялась за семьдесят два часа. Олежка покупал несколько буханок хлеба и ящик кефира. Домой не уходил. За это ему прощалось многое. Олежка был лёгок в общении и так же легко относился к действительности.

Невысокий, иной раз тучноватый парень (до применения ящика кефира) с элементами кудрей взамен причёски и с постоянной беззубой ухмылкой. Некоторые считали её, ухмылку, самодовольной. Какое тут самодовольство… Олег ощущал себя рыбой, плывущей в фарватере удовольствий. Рыбой, которая всегда в хорошем расположении духа. У него всегда деньги тратились на жизнь, а не жизнь тратилась на деньги. Классический раздолбай. Олег мог под конец рабочего дня получить зарплату, а через три часа уже стучать в дверь Кости, чтоб перехватить пару тысяч.

– Куда ты дел деньги?

– В баньку сходил, помылся.

– Ты там веником мылся из краснокнижного баобаба?

Начало ноября, лёгкий снежок, безветренное утро. И в половине девятого на работу с помпой ввалился Олежка, вдрыбаган пьяный. К счастливой пьяной роже прилагался «Лего». Конструктор. В глазах сотрудников застыл немой вопрос: «Где ты взял «Лего»?» То, что парень навеселе, никого не удивило. Весь день вчера, не отрываясь от компьютера, Олег работал и свалил домой под ночь. Первые магазины открывались в десять утра. Денег у него с собой не имелось, а «Лего» стоило чуть ли не половину зарплаты. В ночных «комках» дорогие игрушки не продавались. В «комках» ходовое, что попроще.