Салон-вагон - страница 27

Я переехал в другую гостиницу. Пока я человек неопределенных занятий, но с деньгами. В гостинице я надеюсь понравиться всем, начиная с хозяина и кончая посыльным. Из угловой комнаты гостиницы видны площади и косяк губернаторского дома. Сбоку от него, в противоположной стороне, ведется работа по сооружению водопровода; но угловая комната занята приезжей помещицей. Со дня на день она должна уехать, так сказала мне хозяйка, когда я ей жаловался на неудобства моей комнаты. Надо запастись терпением и ждать.

Аким спрашивает:

– А нельзя ли ее как-нибудь выкурить? А поговорить с ней?

Помещица с утра до вечера пропадает по магазинам, возвращается с пакетами, с картонками и злится. Я пытался поговорить с ней, но ничего не вышло. Придется подождать. Так или иначе, но губернатор на наших глазах. Слева буду я, справа Борис. От площади расходятся три улицы. Боковые наши, надо занять еще третью.

Я говорю:

– Если мы займем все три улицы, мы победили. Дней шесть-семь достаточно, чтобы определить время его выездов. Тогда или Борис бросает, или я из окна гостиницы, или третий, – в зависимости от того, на какую улицу свернет коляска. Если есть известная регулярность, я ее установлю из окна или Борис на работе. Но как занять третью улицу? Я-то комнаты добьюсь, не сегодня завтра помещица уедет. Насчет Бориса будем надеяться. Но вот третья улица, как быть с ней?

Как всегда, Эстер молчит. Нагнулась над столом и теребит бахромки скатерти. Я стараюсь на нее не глядеть, но почему она молчит?

Я обращаюсь к Акиму:

– А ты что скажешь?

– Дай подумать.

Подхожу к окну. Кое-где загораются фонари, замирают последние детские голоса. Надо же найти выход, третья улица должна быть тоже нашей. Упорно ловлю ускользающую мысль, хочу сосредоточиться и не могу. Только что я думал об Эстер. Она как будто не с нами, а где-то далеко от нас. Зачем же она приехала?

– Ну, – тороплю я Акима, злясь на себя.

Он спокойно отвечает:

– А я уже решил, я встану с аппаратом.

Смеется:

– Фотограф я или нет? Как по-вашему?

Мне хочется подойти к Эстер, встряхнуть ее с силой, обнять, умоляя, не знаю, что сделать, но только пусть не молчит. Аким что-то спрашивает меня.

– Да-да, – отвечаю я.

Он удивленно глядит на меня. Я чувствую, что ответил невпопад, и торопливо говорю:

– Аким… милый… все хорошо будет.

В передней звонок. Пришел Борис.

В последний раз я в фотографии. В приемной какой-то господин в цилиндре. Сажусь рядом с ним. Потом приходит дама с ребенком. Дама не отрывается от зеркала, приглаживает волосы. На девочке ярко-красный бант. Эстер уводит сперва господина. Девочка полуиспуганно-полурадостно прижимается к матери. Слышу:

– Мама, и нас сейчас позовут?

– Прошу вас, – говорит Эстер мне.

Я уступаю очередь даме, она благодарит меня. Ярко-красный бант и раскрасневшаяся, окончательно напуганная девочка исчезают за портьерой.

За стеной голос Акима:

– Пожалуйста, слегка поднимите голову. Вот так, вбок.

Щелкает затвор, задвигали стулом.

– Можно, – говорит Эстер.

– Подожди, я хочу с тобой наедине поговорить.

– О чем?

Она настораживается, я это чувствую, она все время настороже.

– Ты должна сама знать – о чем.

– Если бы я знала.

Вплотную подходит ко мне.

– Если бы я знала, если бы я могла охватить все то, что надвинулось на меня!

Я спрашиваю холодно:

– Ты с нами или не с нами?

Она горестно отвечает мне:

– Как ты ничего не хочешь понять.