Салон-вагон - страница 30

Вскоре Борис уходит: он рано встает. Я и Аким спускаемся к дороге.

Прощаясь, Аким спрашивает меня:

– Как по-твоему, он успеет?

– Успеет.

Попрощался, но тотчас же возвращается обратно:

– По-моему, следовало бы…

Вдруг круто обрывает себя:

– Ничего, прощай.

Уходит, торопится и тонет в темноте.

Губернатор еще раз проехал мимо Бориса, но на следующий день коляска свернула влево. В это время я случайно выходил из гостиницы. Но все успел разглядеть. Теперь нет сомненья: если коляска поедет влево, она должна обогнуть угловое окно. От окна до заворота пять шагов. Я говорю Акиму:

– Как только угловая комната освободится, я ни на одну минуту не покину ее.

– А не будет ли подозрительно?

– Ничуть. Я захвораю.

Он молча поглаживает колено. Я спрашиваю:

– Тебе не нравится мое предложение? По-моему, наилучшее. Надежнее сразу засесть, чем следить временами. Я нездоров, из комнаты не выхожу – все просто и обыденно.

– Так-то так.

Нерешительно спрашивает:

– А я?

– Ведь третья улица не занята. Ты ее займешь.

Усмехается:

– На всякий случай? Ведь с аппаратом не будешь приходить ежедневно. Разве можно? И то только если будет установлен час и день проезда.

Подсаживается ко мне:

– Полагаешь, приятно мне? Вот ты запрешься в гостинице, Эстер в своей каморке за снаряды, Боря возле труб своих поджидать будет. Каждую минуту думать: вот сейчас одного из них не станет, а самому сидеть сложа руки… На всякий случай.

Сбоку поглядывает на меня и вокруг говорит:

– Давай поменяемся.

Я удивленно отвечаю:

– Что ты! Теперь? Каким образом? Поздно.

Тряхнул он головой, словно что-то отшвырнул от себя – улыбается уже по-прежнему.

– Истинно верно, поздновато.

Спокойно и обдуманно говорит о завтрашнем дне, только все чаще и быстрее поглаживает колено.

В обед хозяин сообщил мне, что в понедельник помещица уезжает. Хозяин был мил и любезен, я не менее – мы расстались довольные друг другом. Еще три дня ждать. Невольно оглядываю свою комнату, я уже привык к ней. Из нее уйду, но уйду ли из соседней? Выбежать оттуда – дело одной минуты, но успею ли я добраться до входной двери, пока догадаются?

Хочется выйти в коридор, еще раз посмотреть на подъезд, на швейцара. Тянет к двери. Почти подхожу к ней, но тотчас же иду обратно. Ведь я все это уже видел. Иду к окну. Синие вечерние тени сменились темными густыми складками ночи. Гляжу на часы: уже десять. День кончен, надо готовиться к новому. Сегодня вечер тянется томительно и долго, словно обоз в степи. Бориса и Акима я не видал: мы не условились встретиться. Только завтра я увижу их. Что они теперь делают, о чем думают? А Эстер?

Аким говорил о ней: «В своей каморке за снарядами». В той же каморке он сам. В каморке где-то на слободке Борис; словно в каморке, засяду я в соседней комнате. Все мы в каморке среди большого, оживленного города, и бег его проходит мимо нас, притаились и ждем, притаились и ищем. Враги или другие Перегибаюсь через окно, всматриваюсь. Передо мной небольшой переулок, а где-то город раскинулся по холмам, затеплил свои свечи-фонари, дышит глубоко, уставший за день, дремлет, словно за пологом, осененный ночью. Что он скажет, когда мы выйдем из каморки, что он крикнет своим собратьям – большим и малым городам? Как тихо на улице. Снова тянет к двери… Оборачиваюсь, хочу подойти и внезапно, ошеломленный, останавливаюсь среди комнаты: стучат в дверь, стучат негромко, но настойчиво. Ко мне! Вот постучали еще раз…