Марко достал бумажник, извлёк оттуда пачку долларов и, не считая, протянул Патриции. Я, было, начал возражать, но Ди Чента посмотрел на меня таким взглядом, что мне стало не по себе.
– Антонио, никогда не отказывайся от подарков, которые дарятся от чистого сердца. Идите уже, что вы стоите. Билл присмотрит, чтобы вы купили то, что надо, а потом отвезёт вас, куда надо. Увидимся.
Марко с Беппе и Вико сели в его «Дюзенберг» и уехали.
Я раньше представить не мог, какой это тяжкий труд делать покупки. Мы переменяли десятка два костюмов и столько же пар туфлей, перебрали гору рубашек и галстуков, полчаса выбирали запонки. Даже носки новые купили. Потом я просидел час в парикмахерской. И в завершении купили серую с синей лентой шляпу. Под конец, устал так, что меня ноги не держали, и спину ломило, словно весь день махал лопатой или колол дрова. Но оно того стоило.
Посмотрев в зеркало, я не узнал себя. Куда делась та шпана, которой я был ещё с утра. На мне был летний светло-серый костюм в тонкую полоску, голубая рубашка, синий широкий галстук с узором и серые с чёрными лаковыми вставками туфли. В отражении на меня смотрел вполне взрослый молодой человек, успешный и уверенный в себе.
Но это ничто по сравнению с несколькими часами, которые я провёл с Патрицией. Тортуро не вмешивался в процесс, он либо молча курил в сторонке, либо дремал на стуле, пока мы занимались примеркой. Единственной фразой, которую он произнёс, была: «Вот это другое дело, да на тебя приятно смотреть, парень».
Впервые за всё время, сколько я её знал, я не смущался, и поддерживал разговор, и шутил, и смеялся над её шутками. Мне было так легко с ней, словно я был её парнем, и мы давно и близко знаем друг друга, и нет между нами никакого Марко Ди Чента. И мне показалось, что она на меня стала иначе смотреть. Но я больше склонен думать, что это всё-таки показалось.
Потом мы сидели в кафе, я ел мороженое, Пэт заказала вино, а Билл курил и выпил чашек пять кофе.
Когда мы вышли из пассажа, уже вечерело. Небо наливалось розовым, а с озера потянуло прохладой. На «Форде» мы проехали три квартала и вышли возле клуба «Фламинго». Город, погружаясь в вечер, загорался электричеством и неоном. Вывески, реклама, гирлянды, фонари заливали улицы разноцветным сиянием. Был выходной, и тротуары не вмещали праздно гуляющих людей, машины искали место для парковки, шныряли торговцы сигаретами и сладостями. Из окон кафе доносилась музыка.
На моей улице в такое время уже закрыты все магазины, жизнь кипит только в двух барах, вывески которых никак не светятся, а из музыки – только пьяные голоса, вразнобой запевающие что-нибудь фривольное. Завтра рабочий день, и многие уже отходят ко сну. «Рано ложиться спать – значит беречь здоровье и экономить на электричестве и еде», – говорил мой отец. «Если какой-то день ты не можешь вспомнить, то ты прожил его зря», – говорил Марко.
Если я не мог мечтать прокатиться с Марко в его машине, то побывать в ночном клубе и подавно. Этот день я точно проживу не зря.
Я боялся, что меня не пропустят из-за возраста, но Билл молча провёл нас внутрь, и ни у кого не возникло вопросов относительно меня. Объяснилось это очень просто – «Фламинго» оказался клубом Марко Ди Чента. Я не стал оставлять шляпу в гардеробе, и мы прошли в зал. Программа ещё не началась, но народу уже был полный зал.
У меня голова закружилась от богатства интерьера, от гула голосов, от танго, которое играл оркестр на сцене, от ароматов блюд, о существовании которых я даже не подозревал, от шёлка, бархата, парчи и атласа, стразов, пайеток и блёсток, горжеток, перьев и боа, жемчугов и бриллиантов, фальшивых и настоящих, от чулок и помады, от духов и табачного дыма, от изобилия шикарных женщин и роскошных мужчин. От контраста с тем миром, в котором я жил и искал свои радости, кажущиеся мне теперь бедами.
