Много ли людей делали мне больно? Много. Каждый из них поплатился за это, но однажды пострадал невинный. И это было приятно. Неправильно, но приятно. Видимо моя жизнь сломана и испорчена на корню. Я давно смирилась с тем, что лечение не поможет. Это яд, который уничтожает медленно, вязко и мучительно. Только приняв свою участь я способна продолжать существовать. Этим невинным оказалась моя мать. Только вот осознание этого пришло слишком поздно. Долгие годы я училась не причинять вред и быть умнее всех тех, кто всего лишь наслаждается убийством. Так иронично. Изголодавшийся зверь отказывается от добычи, которая убита для забавы.
Я уснула, когда на город опустилась тень. Мои сны пусты и быстротечны, словно плыву в темной комнате по прозрачным лентам. Это радует. Не нуждаюсь в лишних красках, данная картина только в черно-белых тонах.
Проснувшись, понимаю, что слегка тяжело дышать. Испуганно поднимаю руки, когда вижу лежащую на мне Журри. Сердце в панике заметалось в груди, будто бы просится на волю. Странное ощущение.
В тот момент я вспомнила разговор с незнакомцем и чуть не поддалась эмоциям. Несмотря на все то, что Журри во мне вызывала, я была не в силах решиться на убийство. Воронвэ приказал мне вымещать злость на ком угодно, но не на ней. Я надеялась на то, что это справедливо.
Девушка лежит головой на моем животе и медленно дышит. Ладони вместе, прижаты к груди. Я суетливо смотрю по сторонам убеждаясь в том, что рядом никого. Журри сонно кряхтит и обнимает меня одной рукой за пояс.
Не хочу. Уходи. Мне неприятно. Мысли галопом несутся в голове.
Она теплая и легкая, я слышу животом ее медленный пульс, словно крошечный зверек топчется на одном месте. Сейчас я могу схватить ее за волосы и скинуть с себя, начать бить. Но это должно оставаться в голове, лишь в моей гнилой и порочной голове. Ради тех, кому я посветила свою верность и надежды.
***
Они кричат, так громко, что срываются на рык. Летит посуда, дрожат занавески. Слышу, как отец быстро бежит по лестнице вниз и тянет за собой маму. Она кричит и плачет, цепляется руками за перила.
Глупая. Ты ведь такая сильная, но опасаешься навредить ему. В отличие от тебя, он не боится. Из раза в раз ты сдаешься, позволяешь кому-то так незаслуженно и подло одержать над тобой верх. Ты всегда была слишком сильной для нашего слабака отца.
Вижу, как Деян поджимает к себе колени, сидя в углу комнаты. Я прошу его о молчании, прижимая палец к губам. Брат кивает и зажимает рот рукой. Тихо встаю и лезу под кровать, где веревкой к деревянной ножке привязан тупой отцовский кинжал.
Уже тогда я понимала кто и на что способна. Уже тогда я была такой. Жесткой, бесчувственной, неумеющей любить, сострадать. Может быть, у меня и была возможность стать кем-то другим, но этот путь понятней и ближе всего. Только так могу чувствовать себя настоящей.
Тихо отвязываю кинжал и встаю с пола. Доски противно скрипят. Я замираю. На лице расцветает впервые та самая улыбка. Это так приятно предвкушать, думать и представлять. Подхожу к брату и целую его в щеку.
А ведь мы были детьми. Тогда в нас заложили совсем не те морали, что должны были.
***
