Самка человека, или Конец жары. Роман в стиле импрессионизма - страница 44

– Тогда я решила наивно, что откровенность поможет ему меня понять. Вот так смешно, – говорила она сейчас Наталье, – И я уже и понимала, что это глупо и смешно, но еще больше я не хотела испугаться и закрыться. А когда мы уже дважды натыкались друг на друга, и он делал вид, что меня не видит, хотя это было нереально, мягко говоря, в тех обстоятельствах, я не поняла, почему так. Может, он просто не поверил, что я ничего «такого» от него не хочу. Я написала ему еще. Письмо, естественно, получилось эмоциональным, с цитатами из его письма: «делись всем, чем посчитаешь нужным», и моими вопросами в тоне: ну, и где же твое бесстрашие? Получилось, конечно, письмо-упрек. Я где-то догадывалась, что все обречено на провал, но надеялась на его мужественность, там, что ли, на какое-то снисхождение к женским воплям. Что он как-то разглядит через форму – содержание, все о том же: просьбу о дружеской помощи. Но не вышло. Видимо, формы было много… Вскоре, через подруг я узнала, что он вовсе изменил мнение обо мне в нелестную для меня сторону.

– И все? Больше ничего? Так и не общались? У вас же общие друзья…

– Танюха пыталась спасти ситуацию, даже обиделась на него из-за меня.

– Слушай, а зачем нужно было признаваться в любви?.. – Наташка была сосредоточенная и грустная, – в такой ситуации?

– Ну… понимаешь… это было задание самой себе…

– А зачем? В чем задание? Добиваться должен мужчина.

– Я не добивалась – я призналась как раз тогда, когда точно знала, что он меня никогда не полюбит.

– А попроще как-то нельзя?

– А где оно – попроще?

– Ну, как люди…

– Ну, вот, ты – замуж вышла просто, а я просто – не выхожу, почему-то.

…Женя пришла к нему на работу, перед обеденным перерывом.

– Можно тебя?

– Ты что-то хотела? – он спросил тут же при сотрудниках тоном официального лица при исполнении официальных обязанностей.

– Давай, выйдем куда-нибудь, – непринужденно постаралась сказать Женя. Они вышли на улицу, сели на скамейку, – Девчонки сказали, что ты что-то… Тут она, наконец, вспомнила, что он не выражал желания понять, он выражал непонимание и неприятие ее последнего шага и все… ну, может, ты у меня что-то спросишь. – Она с трудом подбирала мысли, и наконец, беспомощно произнесла… – Может, ты спросишь о том, что тебе не понравилось, и я смогу объяснить, что я имела в виду?..

– Мне ничего не нужно объяснять. Мне все понятно. Я не хочу с тобой больше общаться.

Она всматривалась в его лицо, насколько это было возможно, потому что он сразу сел к ней ухом, его задней частью. Стараясь, чтоб было прилично, хотя какое уж тут приличие в таком ее и незавидном и неудобном – совсем и буквально положении: она пробовала, извернувшись из-за его плеча, заглянуть ему в глаза. И увидеть в них хоть тень хоть какой-нибудь слабенькой надежды на будущее примирение. Но… на челе его высоком не отразилось ни-че-го. Гениально.

Они молчали, и оба смотрели в одну сторону – на стену из деревьев перед ними. И это не было не только любовью, это не было дружбой, это не было даже ничем, это было хуже, чем ничего. А она думала, у них, по крайней мере, близкие взгляды на жизнь. Женя даже не представляла, что один человек может так сказать другому, притом, что собирался быть другом. У нее документ есть. Ну, ладно, а вот он – смог. Нашим легче. Нет любви, нет проблем. Стало до грусти легко, пусто-легко-пусто. Хотелось плакать, будто она несла тяжелый груз и только-только полюбила эту тяжесть, как его вдруг отняли. И легко и жалко – того, что в нем.