Самка человека, или Конец жары. Роман в стиле импрессионизма - страница 45
Она пошла домой через парк, длинным путем, где сейчас она почти никого не могла встретить.
Вообще-то он не говорил, что он мне друг. Только «хочу быть другом». Хотел – перехотел. Нормально. Друг – это хочешь, не хочешь, volens – nolens, так сказать. А тут остался только ноль-ens. И даже какая-то минус бесконечность.
Неужели нельзя по этому сумбурному переходу от признаний к претензиям – как он говорит, – понять, что это и есть те самые комплексы, о которых я и признавалась в первом письме? И как-то мне оставить дружески протянутую руку?.. – Но это означало бы, что он должен быть сильнее меня, мудрее меня. А почему он должен быть? Конечно, и не должен. Ну, и ладно, и пусть.
Но я не сама, не сама, не сама сбежала! Если от этого сейчас веселее.
Она шла и рыдала с грустнейшим наслаждением облегчения и не-предательства. Честное избавление. Пусть она ничего не сумела, но она и не сбежала.
И еще один нюанс, прозвучавший в ее реакции на Пашино суровое непримирение, занимал ее внимание. Когда ее нутро тоскливо заскулило, как потерявший хозяина пес, то между чувством и мыслью пронеслось что-то такое: «Выйти б замуж поскорее и начхать на вас всех остальных, за забором; строить отношения с одним мужчиной, и – все. Пусть, может и несладко, но с одним и одним, без этих трудных начал, продолжений и разнообразий. – И пронеслись перед глазами все ее знакомые, годами устойчивые пары в подтверждение картины «каменной стены». – Все остальные люди становятся на 3й, 5й, 10й план. И нет нужды особо переживать. А тут каждый новый человек – событие, явление, мысле-, чувство-, жизнеобразующий фактор. Утомительно очень…
Но занятным в этом был протест, молниеносным вихрем поднявшийся на это усталое настроение, и звучавший примерно так:
«Ну, а если я не хочу отгораживаться и защищаться одним от других, и делать из него таможенника-пограничника – и постепенно конвоира? – Но тогда это и есть опять твое „общечеловеческое братство“, ты уж выбери, чего ты хочешь?» У нее смутно закралось подозрение, что ее еще увлекает, ей хочется этого разнообразного постижения. «Видимо, я еще не выбрала…»
Но было грустно, честно грустно. «В том-то и дело, хотелось просто дружбы. Но с оттенком любви – потому, что без такого оттенка, я дружить и так могу. Причем без оттенка любви именно со своей стороны, ведь с Русланом-то я дружила, при его любви ко мне – Женя вспомнила историю многолетней давности, где роли были расставлены наоборот. – Ну, да, а зачем ему этот оттенок? У него на такой вариант дружба не предусмотрена, у него других хватает. Да он, просто, ничего не понял: как для меня это важно…
…Я понимаю, что веду себя смешно, нелепо, неуклюже и несуразно, – но, ведь, именно этого я всегда и боялась и поэтому не решалась ни на что…
У Цветаевой что-то есть на эту тему… про нелепость… …У нищего прошу я хлеб… Богатому даю на бедность… – Мой день беспутен и нелеп! – Мне нищий – хлеба не дает, Богатый – денег не берет, Луч не вдевается в иголку… Луч не вдевается в иголку…».
Анюта. Обаяние доброты
– У вас куча энергии, – заявил ей тогда «Китаец» – так его называли здесь, тоже знаменитого в их городе мануальщика – среди всего прочего: метафизика болезней – непременный атрибут восточной медицины, – вы ее не расходуете.
Буквально накануне он же ей сообщил: «Вы из тех, кто всегда боится недоделать, и потому все время