Самоцветные горы - страница 36

Святые слова, давно и непоколебимо памятные наизусть, показались ему исполненными нового и великого смысла. Он поднялся с колен, чувствуя, как отступают, лишаясь власти над ним, страх и чёрное одиночество. Хранящая длань Предвечного была по-прежнему простёрта над его головой. Хономер вновь огляделся, и на сей раз ему словно промыли глаза. В сером мороке отчётливо вырисовалась скала с гранёной, словно обтёсанной, макушкой, которую он запомнил, поднимаясь сюда. И как только он умудрился не рассмотреть её прежде? Наверное, от усталости и испуга. Хономер вызвал в памяти карту Алайдора и немедленно со всей определённостью понял, куда именно его занесло. Правда, если принимать его догадку как истинную, получалось, что, молясь, он стоял к Тар-Айвану не лицом, а совсем другим местом, тем, которое не принято упоминать, но это уже не имело значения. Ибо разве не было сказано, что искренняя молитва всегда достигнет Небес, в каком бы малоподходящем месте ни довелось её возносить?! Главное – его Услышали. А стало быть, вернуться назад будет вовсе не трудно, надо только идти и терпеть, терпеть и идти.

Как, собственно, он и замышлял, отмеривая себе должное наказание. Ходить он умел. Терпеть – тоже.

Хономер встряхнулся, поправил за спиной не нужный более самострел. И бодро стал спускаться с горушки.

Надо будет по возвращении отметить её на карте и назвать как-нибудь подходяще. К примеру, «Молитвенный Холм»…

Он подумал о том, что эта горушка, ныне безымянная, ещё может со временем сделаться настоящей святыней среди его последователей. И улыбнулся в потёмках.

Избранный Ученик шагал всю ночь напролёт, спускаясь в распадки и вновь поднимаясь на каменистые гривы, каждая из которых казалась ему вдвое выше и отвеснее предыдущей. Преодолённые отроги он не считал, да и не много толку подсчитывать то, чему всё равно не знаешь числа. Иногда зрение, да и самый разум Хономера заволакивал непроглядный туман. Когда он рассеивался, жрец с некоторым удивлением обнаруживал, что тело, оказывается, продолжало действовать само по себе и он всё ещё куда-то брело, шатаясь, как пьяное. Тогда Хономер начинал петь священные гимны. Хотя бы шёпотом (на большее сил уже не было), но всё-таки вслух. Благо помнил их великое множество ещё со времён начала своего Ученичества.

Большинству гимнов приписывалось чудесное происхождение. Правда, в старые времена находились мыслители, дерзавшие усомниться. «Вчитайтесь хорошенько в стихи, они же несовершенны! – говорили учёные спорщики. – Могут ли небесные Силы, стоящие у престола Отца, создать нечто несовершенное?» – «Силы Небес породили, в частности, самих нас, а мы куда как далеки от совершенства, – отвечали другие жрецы. – Совершенства мы, по Его воле, должны достигать сами, насколько сумеем. Если бы Он ниспослал нам гимны, вполне соответствующие Его славе, мы не смогли бы не то что понять их, но даже и просто вынести столь высокую благодать. Это как лекарство, которое, не будучи должным образом разведено, способно принести не исцеление, но гибель!»

Спор был очень давний, и завершился он – конечно, не в пользу усомнившихся – задолго до рождения Хономера. Будущий Избранный Ученик прочитал о нём в книгах. Притом в книгах, вовсе не входивших в непременный круг чтения юных жрецов. Он не стал задавать лишних вопросов даже своему Наставнику, которому полностью доверял, но про себя решил, что повод для словесной битвы – чуть не превратившейся в битву самую настоящую – на самом деле не стоил выеденного яйца. Да и якобы невыносимая благодать, по его мнению, служила объяснением для простецов. Хономеру безо всяких толкований было ясно с первого взгляда, что гимны, во всём их поэтическом несовершенстве, складывали мудрые основатели вероучения, и следовало бы не усобицы затевать, а сообща за это им поклониться. Ибо основатели, как никто, понимали: среди будущих Учеников непременно окажется уйма невежд, которым для постижения книжного слова ещё понадобится чтец… тогда как стихи с лёгкостью запомнит любой, в том числе вовсе не разумеющий грамоты. А уж песню и запоминать не понадобится. Сама ляжет на ум.