Самое древнее зло III. Помощники бога - страница 30



– Блин… я-то думал, что я первый.

– Большая их часть так и остались нерабочими прототипами. Твой хотя бы кирпичами стреляет.

Матвей оживился:

– А проблема у всех них была в…

– Да, в позиционировании стен-камня на ладони мага. Но ты, кажется, почти решил эту задачу. Мой совет, работай не над трубой, а над перчаткой и рукояткой. Пока что мне очень неудобно держаться.

– Есть ещё замечания?

– Сопряжение камня, мага и отзвуков струн всё равно происходило слишком долго. Тебе нужно ускорить этот мо… модулятор.


2


Я стремилась вернуться в квартиру, чтобы продолжить править уравнение, вычитающее Влиятельного Коротышки из взаимоотношений семилуния, но Матвей упросил остаться и помочь ему в совершенствовании прототипа стеномёта.

Несколько часов мы пробовали различные рукоятки и способы крепления модулятора. Создавая новые варианты деталей, Матвей вспотел, даже побледнел. Что понятно, ведь он тратил все силы на леддель, на личные дела сил не оставалось.

Иногда я поглядывала на его измученное лицо с мокрой от пота бородой и вспоминала, что когда-то мы с ним едва не стали любовниками. Интересно, что это между нами было: случайное чувство или что-то большее, что так и не расцвело из-за обстоятельств?

За прошедшие месяцы… да что там – семилуния уже! – я узнала все его привлекательные и отталкивающие черты характера Матвея.

Мне нравилась его настойчивость в достижении целей. Его рост в знании магической машинерии, и вообще в умении разбираться в магических струнах, вызывал уважение.

Можно сказать, что он получил дар случайно, но я не была уверена, что другие земляне на его месте распорядились бы этим даром столь же правильно.

Когда я высказала свои мысли по этому поводу, Матвей ответил:

– Я тоже думаю, что Земле повезло, когда первым магом стал я, а не какой-нибудь придурок. Представь, что внеклассовым рукотворцем стал бы Лимоныч? Да он уже давно сошёл бы с ума или умер, надорвавшись во время сотворения какой-нибудь идиотской магии! Я же наоборот – достиг ещё большего ума и мастерства.

Ага, вот и проявление отталкивающих черт Матвея – самоуверенность, замешанная на неприкрытом самолюбовании.

Растопырив ладони, Матвей вертел в воздухе между ними деревяшку. Используя редкое заклинание «Лезвие волоса», он осторожно обтачивал её, придавая форму рукоятки. Тончайшая, прозрачная стружка отлетала от бруска, словно сухие листья в сезон Риттаки.

– Ага, – попробовала иронизировать я, – ты самая лучшая Надежда Мира, какую только найти.

Не отрываясь от обработки деревяшки, Матвей кивнул:

– Я ведь всю жизнь жил так, словно ждал, что со мной произойдёт что-то великое.

– А когда произошло – ты был готов?

– Вот именно. Конечно, я не знал, что это будет попадание в другой мир или обретение магических способностей, или что-то в таком духе, но я был уверен в своей избранности ещё в те времена, когда был простым фотографом.

В дверь мастерской постучали, вбежала кэресса Фролова.

Матвей вздрогнул и резанул «Лезвием волоса», разрезая деревяшку напополам. Обломки упали на пол, а Матвей разозлился:

– Блин… Офицерка Фролова! Зачем вы так неожиданно входите?

Обычно кэресса Фролова обижалась, когда её называли «Офицеркой» и всегда поправляла, что её зовут Наталья, а не Офицерка. Но она была так напугана, что только прошептала:

– Простите…

– Только не говорите, что произошло что-то неожиданное, – досадно продолжил Матвей. – Надеюсь на нас не напали крипдеры или Аделла с Хадонком?