– Тот рояль несколько месяцев не могли потом настроить, – проворчал Филип. – Или лет. Нед вечно во что‐то встревал. Он ведь мертв, я полагаю?
– Я поднимусь, – сказала королева.
Это был не телефонный разговор, тем более здесь, когда ее внимательно слушала фрейлина, а у двери стоял лакей.
По пути наверх она представляла мать Неда, роскошную Джорджину – старшую сестру Патрика, – спускающуюся в тот вечер по этой самой лестнице в бархатном платье от Диора. В пятидесятые и шестидесятые годы Джорджина была частым гостем в Сандрингеме. Она была одного возраста с королевой, звезда своего звездного поколения. Джорджина ездила верхом, занималась фермерством, поддерживала сад в соответствии с международными стандартами, коллекционировала современное искусство (она одной из первых заметила потенциал молодого художника по имени Дэвид Хокни), выглядела одинаково модно в парижском кутюре и в кардигане с кармашком для секатора. Однажды она остроумно объединила несколько своих увлечений и решила позировать для портрета в бальном платье верхом на своем любимом скакуне в гостиной Ледибриджа. Нед, единственный ребенок, обожал ее безмерно, а Джорджина была очень вовлеченной в процесс воспитания матерью. Королева пыталась следовать ее примеру, но частые разъезды оставляли меньше возможностей уделять внимание детям, поэтому иногда она немного завидовала их отношениям.
Филип сидел, приподнявшись на подушках. Выглядел он гораздо менее серым, чем сегодня утром. Деревенский воздух уже пошел ему на пользу.
– А, здравствуй, Капустка. Итак. Как я и говорил, мы предполагаем, что его нет в живых?
– Трудно представить другое развитие событий, – согласилась она.
– Удивительно. Нед был одним из самых живых людей, что мне доводилось встречать.
Королева подошла и присела на край кровати, но у нее заныло бедро, и она согласилась на предложение Филипа занять соседнее кресло.
– Разумеется, мы знаем, кто за этим стоит, – сказал Филип.
– Разве?
– Кто‐то из родни.
– Мммм, – откликнулась королева, как обычно в тех случаях, когда была не совсем согласна.
– Яснее ясного. Кстати, дать тебе платок? Нос у тебя светится, как маяк на скалах.
– Нет, спасибо. Я справлюсь.
– Дело всегда в родне, так или иначе. Мне было жаль его женушек. Понятно, почему никто с ним не остался. Нед задрал половину юбок в этой стране. – Герцог задумался. – Или задолжал кому‐нибудь. Ему нравилось создавать впечатление, что он кормится с земли, но Эбботсвуд абсолютно безнадежен в плане сельского хозяйства. Слишком много лесов и болот. Я иногда задавался вопросом, как он платит за обогрев своей чудовищной розовой виллы. Мы пролетали ее сегодня утром, ты обратила внимание?
– Да. Мне она всегда казалась довольно симпатичной, – призналась королева.
– Розовый – саффолкский цвет, – возразил герцог. – Видела оленей на газоне?
– Да, весьма неожиданно.
– Прямо к дому подошли. Наверняка сжевали все на своем пути. Одному богу известно, что они там делают. Наверняка очередное безумное начинание Неда. Помнишь рок-концерты? Коммуну? А тот треклятый книжный фестиваль, из‐за него еще пробка была на половину графства, пока совет6 не прикрыл эту лавочку. Его имя вечно мелькало в газетах из‐за какого‐нибудь очередного нарушения. Не знаю уж, что он опять пытался сделать и кто хотел ему помешать. Я… – Тут Филипа разобрал кашель и какое‐то время он трясся на подушках.
