– Гера, разведка, строиться!
– Веймарские танкисты, р-равняйсь!
– Ордруф, артбригада, в две шеренги встали! – гремел у вагона басок прапорщика Кутяка. Сам Николай выглядел отдохнувшим, бодрым, как всегда чему-то улыбающимся. – Просыпайтесь, парни, будем прощаться!
Артиллеристы среди других спешно покидали вагон. На улице вставали в обозначенный строй. Санька Голиков, спрыгнув с подножки вагона, осмотрелся.
Лес, невдалеке ангары для самолётов; убегающая куда-то в туман взлётно-посадочная полоса; чуть ближе палатки-палатки, скамейки-скамейки, плац. Низкое, свинцового цвета небо над головой: давит, давит! А вон слабо виднеется большое, натянутое полотнище киноэкрана. Сразу узнал…
Военный аэродром Фалькенберг с позывным в радиоэфире: «Самокатчик». На этом аэродроме нёс службу 31-й гвардейский Никопольский Краснознамённый ордена Суворова 2-й степени истребительный авиационный полк.
Дежавю какое-то. Два года назад, лишь несколькими днями ранее, прилетел он сюда с ребятами из Волгограда. Сидели на этих же скамейках. В палатках дневали. Смотрели на этом самом киноэкране фильм «Джентльмены удачи». Мёрзли, хотелось есть, спать, давили ноги новые кирзачи… Кажется, вчера было. Но уже целых два года «с копейками» позади. Скоро – конец мучениям!
– Да посторонись ты! – напирали сзади. – Наши уходят.
Санька сделал пару шагов в сторону, поставив между ног чемодан, заправился, поспешил в строй. Ребята все рядом.
– Вот и тут дождь, – недовольно бурчал Славик.
– Да хрен с ним, недолго уже, – хорохорился Игорь.
– Хоть бы! – со вздохом отозвался практичный, наблюдательный Вовка. Подняв вверх голову, будто что-то рассматривая в молочной пелене тумана, уныло добавил: – По такой погоде ни один дурак не полетит. Даже военных самолётов не видно и не слышно, а не то что…
На него с разных концов недовольно зашикали, заставив замолчать. Но Санька про себя отметил, что товарищ, как частенько бывало, прав. Аэродром военный. И в первое их здесь пребывание боевые машины звеньями взлетали и шли на посадку каждые минут пять-десять, если не чаще. Теперь же в районе взлётно-посадочной полосы стояла тишина. Никакие самолёты не летали. Только на пересыльном слышался людской гомон да выкрикиваемые старшими групп и подразделений команды.
Между тем прапорщик Кутяк, поправив свою изогнутую явно не по уставу фуражку, оглядел заполнившийся строй из двух шеренг.
– Внимание! – голос его звучал по-прежнему твёрдо и властно. Но за все два года впервые для них прапорщик Кутняк не скомандовал: «Равняйсь!» или «Смирно!», а обратился просто: – Внимание, ребята! Сейчас строем аккуратно пройдём на территорию пересыльного лагеря, где вам предстоит лишь подождать своих рейсов на Союз. По дороге в лагерь из строя не выходить, поменьше болтать, смотреть под ноги. Давайте посчитаемся.
Понятливые «дембеля» затеяли перекличку:
– Первый!
– Второй!
– Третий!
– Четвёртый!.. – отрывисто летел счёт в ещё сильнее сгущающийся туман.
– Сорок второй!
– Хорошо, все, – заключил прапорщик. – Нале-во! Шагом марш.
Строй, гусеницей извиваясь при обходе небольших луж, зашагал в направлении аэродрома.
То слева, то справа навстречу и попутно двигались такие же или похожие воинские подразделения. Те, которые попадались навстречу, состояли из молодых, вновь прибывших на службу солдат. Они были молчаливы, сосредоточены. Шли строго прямо, лужи не обходили. Только крепче сжимали лямки вещмешков или по гражданской привычке совали руки в карманы. Очевидно, их вели к поезду. Со всех сторон их охраняли старослужащие, в основном сержанты.
