Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.) - страница 45

) от раны пострадав, умре». До смерти он оставался верен старообрядческому вероучению: «до последнего издыхания знаменовав себе двема персты, исповедания древлецерковное благочестие истинно быти»[390]. В Черевковской волости Устюжского уезда, как видно из опубликованных Д.И. Сапожниковым архивных документов, во время самосожжения удалось схватить одного из участников «гари». Но он вскоре «сам себя заколол и от той раны жив был 4 часа и непрестанно на себе двоеперстный крест изображал». В ответ на вопросы о причинах самоубийства старообрядец «отвечал, что он то учинил якобы за Христа и старую веру». Перед гибелью он «радовался тому, что так над собою учинить ему удалось смертельную язву»[391].

Во второй половине XVIII в. самозаклания продолжились. В 1759 г., после самосожжения в деревне Шипициной (близ Барнаула) один из старообрядцев, преследуемый властями, собрал жену и малолетних детей в амбар, «заперся там и всю семью перерезал». Когда дверь в амбар выломали, он выбежал с ножом в руках и бросился в реку. Из воды его вынули, но лишь после того, как он успел порезать себе бок. Несколько дней спустя он умер[392]. Сформировавшуюся таким образом традицию «семейных» самозакланий продолжил в 1781 г. один из крестьян слободы Злынки Киевской губ. Он перекрестил по старообрядческим правилам свою беременную жену и троих детей, которых «всех в ту же ночь сонных убил, для того, чтобы новокрещенных мучеников удобнее отправить в рай». Затем он отправился в «тамошнее правление» (один из органов власти) надеясь пострадать за веру и получить щедрое потустороннее воздаяние за свой «подвиг». Зайдя в правление, он заявил: «Я мучитель был своим, а вы будете мне <…> и будем все за старую веру в царстве небесном мученики»[393]. В XVIII в. среди противников старообрядчества бытовало убеждение в том, что многие филипповцы постоянно носят при себе нож в голенищах». Они надеются в последний момент перед арестом не только избавиться от преследователей, но и стать новыми мучениками за веру: «чтоб в случае объезда командующих, не давшись живые в руки, по горлу себе хватить, и тем приобресть часть со страдальцами»[394].

В середине XIX в. обнаружился рецидив самозакланий. В данном случае, однако, принадлежность погибших к старообрядчеству остается весьма сомнительной. В 1847 г. в Пермской губернии крестьянин Петр Холкин, «начитавшись разных книг, стал проповедовать среди крестьян, что настали последние времена». Следовательно, «для спасения души надлежит удалиться в леса и там умереть». С обычной крестьянской жизнью надлежало расстаться прежде всего. Ведь весь мир «подпал власти антихриста». Устроив шатер в лесу, «все начали готовиться к смерти, молиться, шить белые рубашки и резать деревянные крестики». Начать решили с длительной голодовки, «запощивания». Не выдержавшая мучений первая группа страдальцев была убита ножом. Далее Холкин объявил остальным беглецам, что и они «должны пролить свою кровь за Христа». Беглецы «беспрекословно подчинились и были обезглавлены»[395]. Примерно в это же время в Костромской губернии нежная любящая мать зарезала двоих своих малолетних детей. «На следственном допросе мотивом своего преступления выставила она веру в то, что убитые ее малютки должны вечно блаженствовать в лоне Божием, тогда как, пребывая в этом греховном мире, они, быть может, лишись бы пути к вечному спасению»