Всеволод вернулся к завтраку. Он пришёл весёлый, в волосах у него были сосновые иглы.
– Сейчас, – сказал он, – будет вручён подарок. Максим, встань передо мной, как лист перед травой.
– Я стою, – ответил Максим, и видно было, что он даже пошевельнуться боится.
Всеволод полез в карман, и тут же в руках Максима появился дед, старый, горбатый, с клюкой. Он был сработан из какой-то коряги, которая, может быть, валялась в лесу уже несколько лет. Время, солнце, дожди изогнули корягу и сделали её отдалённо похожей на старого, крючковатого деда. А Всеволод это заметил: обрубил корягу, сделал деду глаза из зелёных сосновых шишек, и стал дед как живой.
Максим крепко прижал деда к груди и убежал.
– Здорово у вас игрушка эта получилась! – удивился Ваня.
– Это пустяк, – ответил Всеволод, – пойдём со мной в лес, я тебя научу. Здесь главное – острый глаз иметь, ко всякому дереву приглядеться, и фантазию. – Последние слова он проглотил, потому что Марья Лавровна налила ему в кружку молока и он отправил в рот большой кусок домашнего пирога с рыбой. – Вкусно! – пробурчал Всеволод. – Очень вкусно.
* * *
С этого дня Ваня ни на шаг не отходил от студента. Он носил ему краски и складной парусиновый стульчик. Бегал за водой к роднику, если Всеволоду хотелось пить. Ваня даже дружков своих забросил и не ходил к ним в деревню.
Всеволод рисовал, а больше вырезал из дерева всякие фигурки. У него уже был чудесный ветвисторогий олень, пятнистый желтокожий леопард и цапля, длинная, с тонкой шеей, на одной ноге.
Эти игрушки Всеволод очень берёг. Однажды Максим, который вертелся около него, уронил оленя и сломал один рог.
– Разбился, – испугался Максим. Он нагнулся, чтобы поднять оленя, но Всеволод выхватил оленя у него из-под рук.
– Болван, – сказал он и толкнул мальчика.
Иван Семёнович в это время сидел в стороне и правил косу. Он ничего не сказал Всеволоду, а только сердито крикнул:
– Максим, иди к папке! Нечего около чужих околачиваться!
Максим заплакал. А Всеволод рассмотрел оленя и обрадованно сказал:
– Это пустяк. Поставлю штырь и скреплю рог.
На Максима он даже не взглянул.
* * *
Всеволод нашёл кусок дерева и сделал из него голову женщины, с высокой причёской и длинным разрезом глаз. Всем нам эта женская голова понравилась, и мы ждали, когда же Всеволод подберёт к ней туловище. Но он, сколько ни искал, найти не мог. Мы даже стали помогать ему. Если нам попадался на глаза какой-нибудь изъеденный муравьями корень или пень, мы тут же тащили Всеволоду. Иван Семёнович и тот каждый день приносил из лесу суки странно изогнутой формы, обрубки деревьев с наростами.
Но Всеволод только мельком оглядывал «наши богатства» и отворачивался.
«Даже спасибо не скажет. Мы стараемся, а он плюёт на нас, – подумал я. – Нахальный всё же парень». И мне стало обидно за себя и за семью лесника.
Утром на следующий день я встал и сразу почему-то вспомнил про Всеволода. «Приду с рыбалки и поругаюсь с ним, скажу ему, что о нём думаю», – решил я, собрал удочки и пошёл на рыбалку.
Рыба сразу взялась, и моё плохое настроение улетучилось. Вернулся я домой только после обеда.
Подхожу к избе лесника, вижу – за столом во дворе сидит Всеволод и работает.
Повернулся ко мне – лицо довольное, радостное.
Я хотел пройти мимо, но он мне протянул фигурку, и я остановился.
Стройная маленькая женщина, одетая в длинный халат, подпоясанная синей широкой лентой, приготовилась к танцу. Она не сделала ещё ни одного движения, только подняла руки над головой, но казалось, что вот-вот ударит бубен и она начнёт ритмичный восточный танец.
