Взяв зубами засов, он что есть силы потянул его на себя. Тот после значительных усилий всё же поддался. Дверца распахнулась. Но окошко слишком маленькое даже для годовалого щенка.
– Ну же, Чик, как я учил тебя! Прижмись брюхом к земле и вытянись в ящерицу! Ты можешь! Давай! Ползи!
Чик как только мог, вытянулся в узкую ленту и прошмыгнул в это отверстие, оставив всё же по краям его ворох шерсти. Теперь же нужно было уходить скорей от клетки.
Сгустившаяся темнота помогла им спрятаться под вагончиками клеток. Гвалт мало-помалу успокоился, но зато поднялся переполох среди персонала, который обнаружил пропажу лис.
– Этот Нарвас – хитрая, коварная бестия, – не унимался человек, носивший маскхалат. – Он не только хитрая бестия, но и зверюга, каких поискать надо. Смотрите, как он цапнул меня за руку! – рассказывал он неизвестно кому.
– Ты, Федя, ругаешь его или хвалишь? – ответил ему другой голос, скрипучий и очень неприятный. – Чёй-то я никак не пойму. Ты прям оду ему сочинил! Похвалил по всем статьям. А я скажу, что он мало тебя, как ты выражаешься, «цапнул». Я, как это ни покажется тебе странным, тоже его хвалю. Одна только досада осталась: надо было ему полруки тебе отхватить за твою халатность, что дверь оставил открытой. Так мало того, что сам ушёл, он ещё и щенка своего увёл! Действительно умён чертяка! Вот где мне сейчас их искать? Ты мне скажешь?
– Наверняка они где-то здесь, под вагончиками. Им забор не даст никуда уйти.
– Твои слова да богу в уши. Если они уйдут, то считай, что ты тоже уволен по оч-ч-чень нехорошей статье без месячной премии. Завтра на рассвете с собаками прошерстить весь участок. Да и вообще – хоть на край света за ним! Мне скандалы по району и области ни к чему.
– Где Кичи? – спросил Нарвас Чика, когда суматоха улеглась.
– Разве ты не помнишь? Она успела добежать до посадки и в колючий кустарник нырнула, как ты меня когда-то учил.
– Не помню, – сказал Нарвас виновато. Я ничего не помню из того, что случилось с нами в тот день. В голове словно клин забитый.
– Они пришли под утро, когда мы легли уже спать. Петлёй вытянули тебя из норы и ударили чем-то тяжёлым по голове. Затем вытянули и меня. Кичи выскочила с другой стороны норы, которую она вырыла на всякий непредвиденный случай. Они кинулись было за ней, но посадка от норы недалеко, а там под колючим кустарником вырыта ещё нора. Но ты ведь знаешь! Мы хотели накануне туда перебраться.
– Я ничего не помню. Впрочем… – Нарвас с облегчением перевёл дух, – всё не так уж плохо. Кичи цела. А то уж я подумал…
М-да… Так! А вот сейчас… сейчас нам с тобой придётся позаботиться о собственном спасении. Перед нами забор, и, если мы к утру не выберемся отсюда, то собаки нас сожрут. В этом будь уверен. Какие будут соображения?
Морда Чика омрачилась.
– Нам его не перепрыгнуть.
– Эх, ты, глупыш! Вспомни последние свои слова.
– Какие слова?
– Ну, те, которые ты перед этим говорил?
– А какое они имеют отношение к…
– Вспомни последние свои слова, – настоятельно повторил Нарвас.
– …Под колючим кустарником вырыта ещё нора. Но ты ведь знаешь! Мы хотели накануне туда перебраться… – так, кажется, я сказал?
– Никогда не сомневайся в том, что ты говоришь. Ты не так глуп, как хочешь казаться, особенно тогда, когда потрудишься заметить это.
– Значит, мы знаем ответ до того, как возник вопрос?
– Конечно! Вопрос возникает тогда, когда завершаются наши действия. А действия свои надо запоминать по той причине, что они уже есть. Мы же проговариваем ответ, вовсе не задумываясь о том, что он явился отражением нашего прежнего образа жизни. Эту логику надо приметить.
