Он делал это не ради преподавателей, многие из которых заискивающе поглядывали на герцога, прекрасно отдавая себе отчет, какой титул и какая власть прячется сейчас за безликим словом адепт. Он делал это и не для положения среди одногруппников. На этот счет ему вообще было плевать. Лодырство — общий порок для всех именитых студентов. Он учился в первую очередь для себя, и потому что ему было стыдно. Видя, как чудак Донован старается из последних сил, он не мог оказаться хуже него. Это вылилось у них в целое соперничество. Сам того не ведая, Гейл Донован тащил Кингсли вперед, не позволяя забросить учебу или заняться любимым «ничегонеделаньем».
Его общество ему нравилась тоже, несмотря на огромную пропасть между ними, Гейл был единственным в группе, который общался с ним будто бы на равных. Если он забывал в комнате учебник, Гейл протягивал ему свой в нужный момент не потому, что он наследник герцога Кингсли, а потому что он его сосед по парте — Алекс. Парень это чувствовал и ценил.
Вот только сегодня он хотел встать раньше, чтобы успеть прийти в аудиторию первым, и чтобы сесть как можно дальше от Донована. Кингсли посмотрел на часы, висящие над столом, и чертыхнулся, понимая, что эта идея опять провалилась. Ему нужно поторопиться, чтобы вообще успеть к началу занятий.
В аудиторию Алекс влетел практически последним.
— Я рад, Кингсли, что вы почтили нас своим визитом, — его опоздание не осталось незамеченным для куратора, лекция которого была первая по расписанию. — Потрудитесь, пожалуйста, занять свое место, — махнул рукой профессор Занвир, указывая на парту у окна, где уже сидел Донован.
«Рожу бы твою не видеть», — думал про себя Кингсли, усаживаясь рядом с соседом.
Конечно, он мог бы попросить куратора или же просто махнуться местами с кем-либо из ребят, но это было бы просто унизительно. В конце концов, он герцог, а не глупая капризная девчонка. Кингсли достал свои принадлежности и, подперев голову рукой, приготовился дремать все занятие. Легенды и мифы о зооморфах его не интересовали от слова совсем. Алекс повернул голову к окну, сощурившись от слепящих лучей яркого утреннего солнышка. И тут же пожалел о содеянном.
Гейл обернулся к нему и приветливо улыбнулся, обнажив ряд белых аккуратных зубов. С начала учебы прошло уже немало времени и синяки, как и следы побоев, постепенно сходили на нет. С лица Гейла исчезли кровоподтеки, которые прятали за собой пухлые губы. Спали отеки, обнажив маленький курносый носик. Почти сошла на нет синева вокруг глазниц, позволяя разглядеть медовые глаза в обрамлении черных густых ресниц.
— Чего уставился? — рявкнул Кингсли, сам не понимая, кому из них двоих обращена эта фраза.
Гейл нахмурил брови и молча отвернулся. Алексу стало тошно от самого себя. Донован был дружелюбен и ничего не сделал ему плохого, но каждый раз рядом с ним Алексу все труднее было держать себя в руках.
— Магу доводилось не один месяц наблюдать за повадками нужного животного, чтобы научиться обращаться в него, — донесся как сквозь вату голос профессора Занвира.
Алекс, разглядывая соседа, даже позабыл о том, что находится на занятии.
— У Донована с этим точно проблем не будет, — отозвался веселый голос Мэтью, прежде чем он захрюкал, скрываясь от гнева куратора за притворным кашлем.
Гейл опустил голову, его плечи поникли едва весь класс разразился хохотом. Вместе с ними смеялся и Алекс. Смеялся, наверное, громче всех, лишь бы только из головы вылетели навязчивые мысли. Хохотал вместе со всеми, хотя смешно ему не было. Было жаль хрупкого паренька, который не смог бы дать отпор ни физически, слишком уж хлипким он был, ни морально, слишком уж неравный был вес в обществе его и шутника Мэтью.
