Мы вернулись за наш столик к остаткам кофе.
– То есть, ты просто ищешь спокойствие, и решила для себя, что самое спокойное место на земле – это городской морг Сиэтла?
– В общем, да.
Я задумался. То ли в ее рассуждениях вообще не было логики, то ли я не видел ее, но все это казалось мне какой-то нелепицей, фарсом. В этот момент она залпом допила свой остывший кофе и встала.
– Спасибо за кофе. А теперь извини, мне надо закончить начатое.
И, о да, судя по ее лицу, я не сомневался, что она выполнит задуманное.
Вы когда-нибудь разговаривали с самоубийцей? Вам удавалось взять интервью у человека, который уже одной ногой стоит в могиле? Это примерно как видеть, как падает самолет: ты чувствуешь всепоглощающую беспомощность от осознания факта, что ты ничем не можешь помочь и ничего не можешь изменить, но чувствуешь, что должен, что если не сделаешь ничего, будешь винить себя до конца своих дней, во сне будешь видеть эти пустые глаза.
– Фэй, – сказал я, схватив ее за руку, – пожалуйста. Сядь. Не надо.
Я не знал, что сказать. «Не надо» – это было лучшее, на что я был способен. В этот момент мне вспомнилась Джой, и я почему-то был уверен, что она нашла бы подходящие слова, чтобы отговорить эту девушку от такого ужасного поступка.
Фэй, похоже, прочитала все мои чувства на моем лице. Она улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня в щеку.
– Спасибо тебе, Марко. Это была лучшая чашка кофе в моей жизни, а я выпила миллиард чашек. Не терзайся. Лучше подумай о том, что доставил удовольствие умирающей. Пусть это скрасит твою тоску. Не надо печалиться о том, чего ты не можешь изменить. Радуйся тому, что тебе удалось сделать.
– Я просто не пущу тебя, – сказал я, сильнее сжимая руку на ее запястье.
– Боюсь, что это ничего не изменит. Так не может вечно продолжаться. Пожалуйста, отпусти меня. Я так долго мучилась. Я хочу отдохнуть. Все в порядке, правда.
Мысли лихорадочно носились в моей голове. Мне необходимо было придумать что-то такое, что удержало бы ее на земле, потому что представить какой-то иной исход я просто не мог.
– Год. Дай мне год, и я найду для тебя такое место на земле, где ты сможешь быть счастлива. Дай мне год, и я найду человека, который сделает тебя счастливой!
Она смотрела на меня сверху вниз, и в пустом ее взгляде я вдруг увидел жалость. Она покачала головой.
– Год! – не отступал я, – ну же! Каких-то двенадцать месяцев, прошу тебя. Ты так долго держалась, продержись еще чуть-чуть, и я обещаю, станет легче.
Она думала, я видел это по ее лицу. Размышляла. А о большем я не мог и мечтать. Если бы она на все сто процентов решилась распрощаться со всем, она бы уже ушла. Но оставалась эта миллионная доля процента, которая еще могла удержать ее здесь, и я схватился за этот шанс, как утопающий за соломинку.
– Жалеешь уже, что встретил меня? – спросила она.
– Нет, наоборот. Я счастлив, что встретил тебя. Если бы я тебя не встретил, твое тело уже плыло бы к морю. А так, ты живая и теплая, и очень красивая, стоишь здесь и сейчас. Так мы договорились? Всего лишь год.
Она посмотрела на дождь за окном, потом на мирно беседующих за стойкой бариста, на сидящего за угловым столиком мужчину с газетой, а потом снова на меня.
– Ты сумасшедший, – прошептала она.
– О, у меня были учителя! Ну так что?
Она обессилено опустилась на стул и закрыла лицо руками.
– Ты понимаешь, что обрекаешь меня на двенадцать месяцев страданий?
