Самый человечный цвет - страница 29



– Я… нет, я не верю в бога. По крайней мере, не в того, в которого нам велит верить религия. Я верю в силы природы и тектонику литосферных плит. Э…

Хорхе кивнул и в двух словах перевел мою речь маме, которая покачала головой, но потом улыбнулась, взяла меня за руку и закрыла глаза. Я непонимающе посмотрел на Хорхе.

– Она будет за тебя молиться. Она считает, что ты просто еще не пришел к Богу, что когда-нибудь ты поймешь, что заблуждался, и тогда сам сможешь молиться, а пока она будет это делать за тебя.

Несмотря на то, что рациональная часть моего сознания (то есть, девяносто девять процентов меня) была настроена весьма скептически, я все равно был тронут такой искренней заботой этой чудесной женщины.

– А ты, Хорхе, ты веришь?

– Конечно, – кивнул парень, вытащил из-под футболки маленький крестик и поцеловал его, – Иисус меня ведет по жизни, с ним я не оступлюсь. Он мне каждый день помогает, где бы я был без него? Наверное, торговал бы наркотиками, а не тако.

Тут он был прав. Наверное, Иисуса стоило уважать хотя бы только за то, что благодаря нему существовали вот такие ребята, как Хорхе. Хорошие, во всех смыслах положительные мальчишки и девчонки, которые любили своих матерей и по воскресеньям ходили в церковь. И какая разница, что они верили в какого-то мифического дядьку с бородой, если этот дядька подавал им хороший пример? Да хоть в макаронного монстра, лишь бы учил их доброте, пониманию и состраданию!

Мы сели за стол, и сеньора Гарсиа принесла простой ужин: буррито с мясом и кукурузную похлебку. Но перед едой она взяла нас с Хорхе за руки и произнесла короткую молитву. Мне было очень вкусно! За едой я расспросил Хорхе о пирамидах, и он предложил отвезти меня в Теотиуакан, древний город, расположенный недалеко от Мехико, где можно посмотреть настоящие пирамиды ацтеков.

– Завтра у нас выходной, воскресенье. Поэтому с утра мы идем на мессу, потом я заберу тачку, а потом съездим туда, пойдет?

– Отличный план! А тебе это не помешает?

– Не, у меня все равно никаких планов не было.

На ночь меня разместили на диване в гостиной, сеньора Гарсиа снабдила меня всем необходимым, а перед тем, как погасить свет, спросила, пойду ли я с ними в церковь. Я не знал, что ей ответить, и она улыбнулась и пожелала мне спокойной ночи.

Проснулся я очень рано. Были серые утренние сумерки, но день обещал быть ясным. Впрочем, в Мехико почти всегда были ясные дни, так что опасаться было нечего. Я привел себя в надлежащий вид и надел чистую рубашку. Видимо, подсознательно я уже был готов отправиться с хозяевами в церковь. Мне было любопытно, надо признать.

Я побродил по комнате и остановился напротив этажерки, на которой стояли книги, разные памятные безделушки и фотографии в самодельных рамках. Это были в снимки трех мальчишек, выстраивающие хронологию жизни семьи. И на последнем были три брата: старшему было лет тридцать, среднему двадцать с чем-то, а младшему, Хорхе, около восемнадцати.

– Мои старшие братья, – сказал он, появляясь у меня за спиной, – но они оба уехали в Штаты. У них все в порядке, они хорошо устроились, не пропадут. Один открыл ресторанчик в Сан-Диего, а другой в Остине на киностудии работает.

– Ого! И правда, у них все хорошо.

– Это потому что мама молится за них каждый день.

Я улыбнулся. Как бы там ни было, я был рад, что в этой семье все складывалось наилучшим образом. Но на полке стояла еще одна черно-белая фотография, на снимке была молодая и очень красивая сеньора Гарсиа и мужчина с серьезным лицом и добрыми глазами. Они стояли на фоне их ресторанчика, на котором висел плакат «скоро открытие».