Я нащупал телефон и очки. Было начало шестого, и за окном серели утренние сумерки. Я не знал точно, во сколько у Карлоса запланирован вылет, но он обещал, что я попаду в Рио утром, поэтому вряд ли мы должны были вылететь вечером.
Как только я все это подумал, у моего пилота на телефоне заорал будильник. Карлос выругался по-испански и перекатился на другой бок, лицом ко мне.
– Буэна маньяна, – пробормотал он, сваливаясь с кровати, но я рефлекторно подался вперед и придержал его голову, – а, грасиас, спасибо. Так, вылет через час.
– Ладно.
Из ванной вышел летчик, и Карлос подал ему руку. Я не был уверен, что они когда-либо встречались, но это была обычная солидарность профессионалов, даже если это был пилот гражданской авиации, а Карлос водил почтовую пташку.
Когда все было готово к вылету, мы с моим летчиком стояли в фойе, пили кофе и слушали прогноз погоды на португальском. Я не понимал ни слова, но Карлос, видимо, понимал, потому что хмурился с каждой последующей фразой.
– Похоже, будет гроза, – сообщил он, – но мы успеем проскочить до ее начала, я в этом почти уверен.
– А мне вот не нравится слово «почти», оно никогда не сулит ничего хорошего.
– Расслабься, амиго, даже если мы попадем в эпицентр грозы, мы не упадем. Скорее всего, в наш самолет просто попадет молния, и он испарится быстрее, чем ты успеешь сказать «тортилья».
– А, ну тогда не о чем волноваться!
Действительно.
И вот еще кое-что о самолетах. Я любил самолеты, очень. Хотя, казалось бы, как можно любить путешествовать на них, если все, что видно из иллюминатора – это бескрайнее белое поле облаков и синее небо? Но и за это я тоже любил полеты! А еще я считал самолеты самым безопасным видом транспорта. Да, они падали, конечно же, но редко, штуки три в год, редко больше. Но все так паниковали, потому что падение самолета всегда вызывало огромный резонанс в прессе и среди обывателей. Потому что он (самолет) большой, и сразу гибло много народу. Да и процент выживших стремился к нулю. Меня это не впечатляло. Потому что в автомобильных авариях каждый день в мире гибло больше народу, чем в год в авиакатастрофах! Поэтому я доверял самолетам и не совсем понимал людей, которые боялись летать. Или тех, кто в турбулентность начинал молиться и сжимал ручку кресла до белых костяшек. Во-первых, турбулентность не могла причинить вред самолету, он бы от нее не упал. И вообще, нужно очень сильно постараться, чтобы разбить самолет. А во-вторых, даже если самолет начал бы падать, что бы ты мог сделать? Так чего паниковать, если от тебя уже ничего не зависит? Лучше расслабиться и позвонить любимым, попрощаться, пока у тебя есть эти секунды. Наверняка, многие из тех, кто боялись летать, в глубине души тоже знали все эти вещи, но страх – это скорее рефлекс, он очень редко связан с сознанием, и поэтому люди всегда боялись и еще будут бояться летать. Я и сам знал, с чисто физической точки зрения, как летают самолеты, но все равно, каждый раз, когда эти гигантские тяжеленные металлические птицы отрывались от земли, испытывал что-то на подобии благоговения, потому что физика и магия, в моем мире, были сестринскими науками.
Мы забрались в кабину, и самолет выкатился на взлетную полосу. Нас ждал финальный перелет нашего маршрута. Карлос поговорил с диспетчерами, получил разрешение на взлет, проверил все системы, а потом подмигнул мне и включил магнитолу. Концерт продолжился с того момента, на котором закончился днем раньше, и самолетик, взяв разгон, устремился в приветливо-голубое небо, свою родную стихию.
