– Тебя не смущает спать со мной в одной постели?
– Нет.
Диван оказался широким, как аэродром, на нем уместился бы десяток таких, как Карлос, да и мы оба вымотались так, что вырубились через восемь секунд после того, как пожелали друг другу спокойной ночи.
Утром я принял душ, потом нас накормили завтраком, и Мигель доставил нас в порт. Мы простились с ним, снова забрались в летающую посудину и попрощались с землей.
– Держись, амиго, это будет долгий перелет – почти десять часов.
Ну, я так и прикидывал. Внебрачный сын магнитофона и коробки передач снова выдавал задорную солнечную музыку, впереди было пронзительно-голубое небо до самого горизонта, а под самолетом – экваториальные леса Бразилии. В какой-то момент я отключился, пригревшись на солнышке, немилосердно нагревавшем нашу птаху. Проснулся я от того, что Карлос сжал мое плечо.
– Что случилось? – забеспокоился я, но он покачал головой, улыбаясь.
– В окно посмотри.
И я посмотрел. Под нами извивалась жирной буро-зеленой змеей самая загадочная и самая удивительная река Земли. Она была шириной с целое море! Бескрайнее водное пространство, на котором кое-где виднелись пятнышки судов. Я даже прослезился. Нет, никакие рисунки и фотографии, которые я всю дорогу щелкал на свой телефон, не смогли бы передать эту красоту и величественность, уж что и говорить о словах.
Сумерки плавно перетекли в ночь, подсвечиваемую только красными лучами умирающего заката по правому борту. Мы еще утром пересекли экватор, и я понял, что впервые в жизни покинул такое привычное и родное северное полушарие. А это означало, что я за свое путешествие умудрился-таки побывать во всех четырех полушариях нашей чудесной, удивительной, прекрасной сине-зеленой планеты.
Вот о чем я думал, глядя в темноту и звездное небо за стеклом иллюминатора. Во всех языках, где существовали артикли, вроде немецкого, английского или французского, к слову «Земля» прилагался определенный артикль. Одна. Единственная в своем роде. Неповторимая. В такие моменты я особенно проникался к ней любовью. Да и как можно было не любить ее, такую невероятно красивую, такую волшебную, такую почти нереальную? Потому что каков был шанс, что кучка космической пыли образовала крутящийся шарик именно той массы и именно на таком расстоянии от Солнца, чтобы на нем появилась атмосфера, океаны, в которых зародилась жизнь, а потом, потом…
Я вдруг увидел светящееся пятно под нами.
– Бразилиа, – весело заметил Карлос, – долетели-таки, хвала Иисусу!
Самолет пошел на посадку, и через пятнадцать минут мы уже рулили по бетонным дорогам аэропорта к ангару. Здесь нас уже не ждали никакие родственники, но все опять прошло гладко, и нас отвели в комнату отдыха пилотов, где стояли двухэтажные кровати, как в хостелах, и мы, не раздеваясь, повалились на них.
– Эй, Карлос? – позвал я, снимая очки и зацепляя их душкой за сетку верхней койки.
– Амиго?
– Спасибо, что показал мне все это.
– Не за что!
– Нет, ты не понимаешь…
Но я не знал, что еще добавить, да и не нужно было никаких слов. Мерный шум порта унес нас обоих в страну снов, и даже во сне я продолжал парить над облаками в свете Луны и звезд.
Проснулся я от того, что в комнату кто-то вошел. Это был молодой – вроде – мужчина в форме пилота какой-то местной авиакомпании. Он с видимым усилием ослабил галстук и снял фуражку. Заметив, что я смотрел на него, он послал мне понимающую усталую улыбку и скрылся за дверью ванной комнаты.
