Хорхе и Карлос переглянулись, почувствовав, что я дал слабину, а потом запихнули меня в фото-кабинку, и через две минуты стали счастливыми обладателями моей самой плохой фотографии на документы в жизни.
В общем, так и получилось, что на следующий день все семейство Гарсиа и Эллина собрались проводить меня в мое неадекватное путешествие. Сеньора Гарсиа снабдила меня едой на ближайшие три месяца и несколько раз перекрестила, пообещав еще сильнее молиться за меня. Это было нерационально и невероятно мило, трогательно до слез. Я обнял ее и поблагодарил за все, что она сделала для меня. Ее старшие дети тоже попрощались со мной на пороге дома, а вот Хорхе и Эллина поехали со мной на аэродром.
Карлос встретил нас у входа, забрал у меня рюкзак и протянул мне такой же, как у него, комбинезон и какие-то бумаги. Я с изумлением уставился на свое фото в документе, который говорил о том, что я – Джон Смит, бортмеханик, сопровождаю такой-то груз по такому-то маршруту. И вот карточка, удостоверяющая мою несформировавшуюся личность.
Пришла пора прощаться с моими мексиканскими друзьями. Я обнял Эллину, и она расцеловала меня, снова и снова благодаря за свое спасение.
– Не за что, любой бы поступил так же, Эллина.
– Нет, не любой.
Потом настала очередь Хорхе. Он тоже обнял меня и похлопал по спине.
– Приезжай еще, брат! Ты всегда желанный гость в Мехико. Знай, «ми каса эс су каса», компрендэ?
– Спасибо! Берлин тоже ждет тебя в любой момент.
Он вытянул из-под футболки крестик, снял и протянул мне.
– Вот, пусть защищает тебя.
Я закрыл его ладонь и улыбнулся.
– Нет, он защищает тебя. А меня пусть защищает осознание того, что с тобой все в порядке.
– Тогда я тоже буду за тебя молиться, – весело сказал мексиканец.
Когда мы наконец расстались, Карлос провел меня к самолету. Это была небольшая и видавшая виды птичка, гудящая в предвкушении предстоящего путешествия. Карлос любовно похлопал ее по пузатому боку.
– А долетим? – с сомнением спросил я, – путь-то неблизкий…
– Ппффф! Легко! Ей этот маршрут – как за хлебом сходить!
У меня почему-то появилось навязчивое желание перекрестить самолет. А заодно помыть его святой водой и увешать оберегами. На всякий случай. Я даже не стал спрашивать, застрахован ли он.
Мы залезли в кабину, и мой пилот кивнул мне, чтобы я пристегнул ремни. Я даже не удивился, увидев, что к приборной панели был приклеен целый иконостас. Мексика мне все больше нравилась.
Двигатели прочихались и размеренно зажужжали. Карлос надел наушники и стал вести переговоры по радио с центром полетов. Потом он надел очки-авиаторы, одарил меня лучезарной улыбкой и поднял вверх большой палец. Я ответил ему тем же. Мы неспешно вырулили на взлетную полосу, где состоялся еще один диалог и командным центром, закончившийся традиционным «суэртэ» – пожеланием удачи, и самолет взял разгон. Я вцепился в ручку кресла (единственную, потому что, видимо, вторую оторвал какой-нибудь другой нелегальный пассажир). Но как только шасси оторвалось от земли, на меня снизошло удивительное спокойствие.
Карлос безмятежно насвистывал. Казалось, что еще чуть-чуть, и он опустил бы стекло и высунул бы туда локоть, как будто бы он вел не самолет, а пикап по пыльным мексиканским дорогам. Я же посмотрел в окно. Под нами проплывало Мексиканское нагорье, красновато-охристое, как загорелая кожа, покрытая синяками городов. Мы летели не очень высоко, не так, как летают лайнеры, поэтому я мог рассматривать пейзаж в мельчайших деталях. Карлос не пытался вовлечь меня в непринужденную беседу, понимая, что толку от этого было бы чуть, учитывая, что я пребывал в состоянии, граничащим с шоковым.
