– Эдвард! Не смей сомневаться в разуме Кэтрин. Она была вменяема.
– Правда?
Он смотрит на меня в упор, и я не могу дышать от его эмоций. Гнев. Ненависть. Боль.
Он сжимает ближайший ко мне конец подлокотника, вены на его руке вздуваются, тело излучает физическую силу, которой он раньше не обладал.
– Откуда ты знаешь, если не видела ее последние двадцать лет?
В яблочко!
– Я всегда находилась рядом, – тихо возражаю я, мои щеки горят от его вопроса.
– Рядом? – Его губы растягиваются в жуткой улыбке. – Вот, значит, как ты это называешь?
– Тише, тише, – в нашу перебранку вмешивается мистер Макалистер. – Можем ли мы сосредоточиться на главном? Кэтрин знала, что это станет, скажем так, шоком. Но она была очень ясна в своей просьбе и чувствовала, что в ваших же интересах довести условия ее завещания до конца. – Мистер Макалистер внимательно посмотрел на нас. – Когда-то вы были друзьями, и Кэтрин думала, что вы опять можете ими стать.
– А если не сможем? – Я игнорирую боль, вызванную его словами. – Я имею в виду условия завещания.
Рядом со мной Эдвард издает какой-то звук, похожий на фырканье.
– Да. Тогда… – Чарльз откашлялся и просмотрел лежащие перед ним бумаги: – Если один из вас уйдет до истечения срока, его имущество переходит другому.
– А если мы оба уйдем? – резко бросил Эдвард.
– Ну, тогда все немного сложнее. В этом случае Кэтрин велела разделить имущество, подробно описав конкретные участки, которые нужно передать в дар местным предприятиям и благотворительным организациям.
– Гленробин будет разделен? – Эдвард в шоке произносит последнее слово. Я тоже в шоке. – Но этот замок, все это поместье принадлежало моей семье на протяжении нескольких поколений.
– И конечно, Кэтрин хотела бы, чтобы все так и оставалось. – Макалистер улыбается, аккуратно складывая бумаги. Он что, бредит? – Итак, в ваших интересах придерживаться условий, изложенных в завещании.
– И что произойдет через год? – спрашиваю я.
– Прожив там год, вы сможете делать со своей долей все, что пожелаете. Продайте его другой стороне, пожертвуйте, оставьте себе. Все, что угодно, если только вы оба согласны с этим решением.
– Какая глупость!
– Первая разумная вещь, сказанная сегодня, – бормочет Эдвард.
Я бросаю на него мимолетный взгляд, прежде чем вернуться к насущной проблеме.
– Итак, просто для ясности, мать Эдварда наследует определенную сумму наличными и дом в Лондоне. Остальное – поместье, прислугу, семейные реликвии Гленробина – она завещала нам?
– Вместе с суммой денег в дополнение к доходу, который приносит поместье, для покрытия текущих расходов. Этой суммы должно хватить на долгие годы.
Я ошеломленно киваю.
– И мы с Эдвардом поделим все пятьдесят на пятьдесят?
– Совершенно верно.
Эдвард откашливается и сверлит взглядом Макалистера.
– А если она, когда закончится год, решит продать свою долю тому, кто больше заплатит?
Мой желудок скручивается от его слов. Неужели он верит, что я могу сделать такую вещь? Неужели не понимает, что я на его стороне? Я знаю, что не заслуживаю этого наследства. Даже не заслуживаю сидеть с ним в одной комнате и выслушивать последние пожелания Кэтрин. При всей моей любви к ней, я не ее кровный родственник и не была ее настоящей семьей. Не важно, как сильно она пыталась сделать меня такой.
– Я задал тебе вопрос, Чарльз!
Но Макалистер наблюдает за мной. Беспокоится обо мне. Я вижу это в его сочувствующих серых глазах. Я не заслуживаю сочувствия этого человека.
