После отбытия жены, когда мы на слегка облегченном «Рафике» гнали по трассе на Хабаровск, Леннон сильно оживился, начал активнее крутить головой и больше разговаривать:
– Когда я позвонил своему адвокату с просьбой пробить мне поездку в СССР, он решил, что я перебрал кислоты и подшучиваю над ним. Тогда я позвонил продюсеру, и он несколько часов пытался отговорить меня от этой идеи. Потом меня пытался отговорить – какой-то урод из ЦРУ. Тогда мне это надоело, и мы с Йоко полетели в Лондон. Коллеги мистера Уилсона отговаривали всего полчаса – это подогрело мою иссякшую с годами любовь к старой доброй Англии.
– Я передам ваши слова сотрудникам Форин-офис, – благожелательно кивнул посол.
– А с нашей стороной были проблемы? – спросил я.
– Хватило одного звонка, и через два часа у нас были готовы билеты и туристические визы, – ухмыльнулся Джон. – А ведь все как один твердили мне, что даже если удастся к вам попасть, меня забьют камнями разгневанные коммунисты прямо у мавзолея.
– Жуть! – ужаснулся я. – Читали «1984»?
– Мистер Оруэлл написал ее о вас, – ухмыльнулся мистер Уилсон.
– Но он же у нас не был, – с улыбкой развел я руками. – Зато много работал в BBC. Выводы очевидны – он просто описал то, как работает ваша пропагандистская машина.
– Я вижу тоталитаризм! – указал Леннон на катающихся с горки, укутанных в толстые шубки детей во дворе детского сада. – Вы сажаете детей в концлагеря!
– Теперь ты знаешь слишком много, и нам придется тебя убить, Джон, – горько вздохнул я.
Телохранитель Леннона по имени мистер Смит на всякий случай напрягся.
– Ваша пропаганда работает не хуже нашей, – заметил мистер Уилсон.
– У нас не пропаганда, а средства массовой информации, – поправил я.
– Посмотрите местное телевидение, мистер Леннон, – попросил посол. – Патриотические речи мистера Ткачева – бледная тень того излучения, которое промывает мозги населению.
– Я смотрел вчера перед сном, – ответил он. – Какие-то новости. Не понял ни слова, но там я не увидел ни одной лоснящейся самодовольством и звенящей драгоценностями рожи – одни работяги и крестьяне. И все они выглядели вполне довольными. Черт, да им просто не с чего быть недовольными! – хохотнул Джон. – Если у них зарплата в две сотни фунтов и бесплатное жилье! А эти цены? Я купил настоящую кожу! Настоящий мех! Штаны и куртка за семьдесят девять рублей! А у вас здесь вкусное пиво? – резко поменял тему, повернувшись ко мне.
– Я не знаю, мне пить еще нельзя, – с улыбкой развел я руками. – Дядь Вить, у нас пиво вкусное?
– Вкусное, – подтвердил товарищ полковник. – В пивной вон там, – указал направо. – Немец варит, пивовар в седьмом поколении.
– Шутите, Виктор? – уточнил Леннон.
– Шучу, – улыбнулся дядя Витя. – Но пиво и вправду хорошее. Я бы тоже выпил.
– Поехали тогда за пивом, – решил я.
Это уже заготовка – мне пить при английском после нельзя, а гостям накатывать полезно, поэтому нужно выделить им уполномоченного собутыльника.
– Прозвучит удивительно, но пиво здесь и впрямь приличное, – отвесил комплимент мистер Уилсон. – Не такое хорошее как у нас, но не такие помои, как, например, в Италии.
