– И даже наскреб немножко пенсов на билет до Москвы?
– Было не сложно, – продолжил он веселиться. – Мои партнеры с радостью накидали мне полную кружку.
На обстановку кабинета мистер Уилсон немного поморщился и замаскировал реакцию вопросом:
– Так вот, значит, где находится сердце вашего фонда.
– Сердце фонда находится здесь, – поправил я, положив ладонь на грудь. – У нас одиннадцать с половиной минут, мистер Уилсон, если не успеем, вам придется подождать еще полчасика – мы находимся посреди очень важного совещания.
– Я рассчитывал на ресторан, но, раз у вас так плохо с манерами, – пожал он плечами и вытащил из «дипломата» папочку.
Не привычное «дело №», а буржуйскую.
– Ваш контракт с «плохими» немцами заканчивается двадцать второго января, верно? – уточнил он, положив папку на стол.
«Плохие» – это ФРГ.
– Целый пакет контрактов, – кивнул я. – С лейблом и с издательством. Но это касается только будущей интеллектуальной собственности – старой они будут распоряжаться еще четыре года.
– У вас ведь нет недостатка в новинках? – уточнил мистер Уилсон, вынимая из папки листочки.
– Нет, – подтвердил я. – Мы планировали собрать желающих на аукцион – мои проекты доказали свою исключительную коммерческую ценность и заслуживают настолько же исключительных условий.
– О, уверяю вас – такой аукцион будет совершенно бесполезной тратой времени, – заявил он и подвинул мне один из листочков, пояснив. – Сразу по возвращении домой я позволил себе поговорить с некоторыми влиятельными людьми, которые очень заинтересованы в ваших проектах. В частности, я имел удовольствие поужинать с генеральным директором «Pearson Longman», – он многозначительно посмотрел на меня.
– Вроде большое издательство, – улыбнулся я.
– Одно из самых больших, – подтвердил мистер Уилсон. – И, если вы в первую очередь обращаете внимание на размер, – ухмыльнулся. – Вам понравится тот факт, что на ужине присутствовали представители «EMI».
– Меня интересуют только доходы, – пожал я плечами и скользнул взглядом по выданному мне листочку. – И ровно столько же согласны дать уже проверенные в деле немцы.
– Упс! – карикатурно хлопнув себя ладонью по лбу, он сменил листочек на другой.
– Уже лучше, – кивнул я. – Но я бы остановился на варианте с аукционом – кто знает, какие цифры мы получим по его завершению?
– Боюсь, больше вам не сможет предложить никто, – развел он руками. – Потому что с таким распределением доходов, – кивнул на листочек. – Согласятся либо совсем отчаявшиеся «бизнесмены», – последнее слово он щедро сдобрил сарказмом. – Либо надеющиеся сделать себе имя новички-авантюристы. Ни в том, ни в другом случае вы не получите самого главного.
– И что в ваших глазах «самое главное»? – послушно спросил я.
– Главной роскоши производителя интеллектуальной собственности, – ответил он. – Возможности спокойно творить, не отвлекаясь на такие досадные вещи, как, например, банкротство издателя или размещение на обложках ваших книг рекламных блоков с бездарями, за счет которых ваши незадачливые партнеры будут рассчитывать покрыть затраты на вас.
– У нас уже неплохой опыт работы за Занавесом, – развел я руками. – И крайне компетентный штат юристов – мы буквально по одному собирали самых лучших по всей стране. Наши контракты максимально защищают меня от, как вы выразились, «досадных мелочей».
– От банкротства не застрахован никто, – заметил он. – Будь вы гражданином капиталистической страны, в случае разорения партнеров могли бы рассчитывать, например, на типографию, но… – он развел руками. – В вашем случае придется довольствоваться унизительной компенсацией и извинениями.
