Наша баня пускала дым в вечерние небеса, и объяснение этому дал нашедшийся дома, успевший переодеться в рубаху, брюки и шерстяные носки дед Паша:
– Семен Кузьмич париться придет. Тебе с этим можно? – кивнул на руку.
– У ребенка перелом, а тебя только работа волнует, – надулась на него мама.
– И совершенно правильно! – заступился я за старшего Судоплатова. – Я ж не барышня кисейная, а комсомолец!
– Во-о-от! – обрадовался дед Паша моей силе духа и хлопнул меня по плечу. – И не ребенок он давно, Наташ, а мужик, который такого повидать успел, сколько не всякий наш оперативник за службу видит.
– Это еще хуже, – фыркнула мама, громко чмокнула меня в макушку, и в компании Виталины ушла в сторону детской – воспитывать тех детей, что еще можно спасти.
– Идем, – зашагал дед в гостиную.
С дедушкой поговорить я всегда рад, поэтому охотно пошел следом. Усевшись в кресло у камина – сейчас не горит, он же для понта и атмосферы, а тепло с лихвой обеспечивает батарея – дед достал из тумбочки деревянный футляр, из него – трубку и кисет…
– Ты ж не куришь, – удивился я, занимая соседнее кресло.
– А трубку и не курят, – ответил он, набивая чашу табаком. – Так, дым во рту погонять.
– Под Сталина косишь, – догадался я.
– А почему не под Шерлока Холмса? – спросил он.
– Потому что он англичанин, а ты – русский, – пожал я плечами.
– Иосиф Виссарионович был грузином, – напомнил он.
– «Я – не грузин, я – русский грузинского происхождения», – процитировал я.
– Сученок, – ласково приложил меня Судоплатов и признался. – За то и люблю.
– Приятно, – улыбнулся я и попросил. – Расскажи про конфеты.
– Да что рассказывать, – выпустив дым в потолок, пожал он плечами. – Карьера украинского националиста у меня заканчивалась, в Москву вернулся, Самому лично доложил, – лицо деда разгладилось, взгляд устремился в глубины памяти. – Решили, значит, раскол в стан врага внести, они до власти жадные, и после смерти Коновальца начали бы грызню за его должность. Так потом и получилось. Коновалец меня в лицо знал, я же не «засвеченным» в Москву уезжал, под прикрытием – радистом на флот, мол, устроился, буду им секреты сливать. План придумали с конфетами. Там знаешь какой механизм активации был?
– Не-а, – покачал я головой.
– Химия, – многозначительно поведал он. – Через полчаса после приведения коробки в горизонтальное положение должна была сработать. Пёр я эту коробку чуть ли не с транспортиром, чтобы вертикаль не нарушить, – хохотнул он. – И не за себя переживал, а за дело – в кармане «Вальтер» для себя лежал, мне живым один черт попадаться нельзя было. В ресторан зашел, улыбка – до ушей! – изобразил приветливую рожу. – К Коновальцу подсел, уже и не помню про что разговаривал – конфеты-то на стол положил, горизонтально – таймер запустил, получается. «Це вам подарунок з Києва» – «Дякую, друже», – хохотнул.
– А он конфеты не проверял? – спросил я.
– А там две коробки было, – ухмыльнулся дед. – Одну сам открыл и ему сунул – угощайся, мол, – хохотнул. – А та, что с тротилом – как бы на потом. Очень эта гнида сладкое любила.
– А дальше? – спросил я.
– А дальше ушел, мне же «на корабль» торопиться надо было, – продолжил Судоплатов. – Там магазин одежды рядом был – купил плащ и шляпу, переоделся. Из магазина вышел и слышу «бах!», – попыхтел трубкой. – Ровно полчаса прошло.
– Хорошая химия, – одобрил я.
– Хорошая, – согласился он и выдал стариковскую классику. – Не те времена настали, сейчас так работать нельзя.
