Однако им не удалось пройти дальше ворот.
У девочек была своя комиссия. Только она отбирала на курсы медсестёр. По какой-то причине приём шёл прямо в саду, неподалёку от входа.
Комиссию возглавлял седой и громогласный доктор в белом халате, огромный, как борец сумо. Прямо сейчас он экзаменовал тщедушную анемичную школьницу лет четырнадцати с коротким каре, завязанным в куцый хвостик.
– Итак, дизентерия! Великолепно! Как называют её мои немецкие коллеги, «служанка войн». В мирное время бывает сравнительно редко и случается среди тех, до кого государству и другим приличным людям нет дела. В военное время просыпается и атакует подразделение с тыла. Нередко бывает так, что за войну в одном подразделении умирает от дизентерии больше человек, чем гибнет в бою. Вот почему бороться с дизентерией – так же важно, как сражаться с врагом. А теперь скажи мне, милая, каковы же основные симптомы дизентерии?
Девочка была неглупая – просто робкая и без привычки держать давление. Тем более что отвечать надо было на публике.
Собрав все немногие силы, она выдавила:
– Ну, п-понос.
– Понос! Великолепно! Понос! Ведро поноса!!! А какие основные способы заражения?
Девочка покраснела ещё сильнее. Бросила короткий взгляд сперва на подруг, потом на Кимитакэ и Юкио, что замерли у ворот, и произнесла очень робко:
– П-половой?..
– Ну ты хоть сама подумай, что отвечаешь, – заревело светило медицины. – Понос! Ведро поноса!!! Какой тут, к демонам, половой путь?..
Ребята отступили от ворот и двинулись в сторону трамвайной остановки.
* * *
Дома их ждала неприятная неожиданность. В гостиной сидел отец и читал сквозь неизменные узенькие очки очередную бесполезную газету.
Отец служил в Осаке, к большому облегчению других членов семьи. И было заметно, что служба нелегка, – он ощутимо постарел, черты лица стали жёстче, словно протравленные кислотой. И, хотя он был у себя дома, было в его присутствии что-то неправильное.
Прежде, пока жила бабушка, а по дому были развешаны шлемы, доспехи и большие мечи, отец предпочитал проводить время в конфуцианском уединении крошечного павильончика, который поставили для него в и без того тесном саду. В гостиной он появлялся, только когда было положено побыть с семьёй. Вообще, было заметно, что он за всю жизнь так и не понял старую Нацу – обрюзгшую, утратившую форму, но неумолимую, как само море. И в ту пору, когда она уже не могла скрывать старческих болей, всегда прятался, чтобы оправдаться тем, что подошёл слишком поздно.
Кимитакэ не одобрял такое поведение, но неплохо его понимал. Он и сам так не смог сообразить, что делать, когда бабушка начинала вдруг плакать.
Но бабушки больше не было. Только и осталось с тех времён, что розы на изгороди. А Кимитакэ всё больше вырастал из того возраста, когда от домашних стерпишь всё что угодно. Отец этого, разумеется, не замечал.
– Как в школе дела? – спросил отец, не отрываясь от газеты.
Когда этот стареющий педант был рядом, даже зелёный чай начинал казаться прогорклым.
– Всё неплохо, – ответил Кимитакэ. – Меня пригласили в особую школу при Министерстве иностранных дел, а директору нашей школы отрезали голову, – он спохватился и добавил: – Ты только не беспокойся. Это сделали разные люди.
– Я думаю, это сделали военные из другого клана, – как ни в чём не бывало отозвался отец. – Ты просто не помнишь, но до войны, когда ты ещё был маленький, политическая борьба была ярче и политические убийства случались постоянно. Помню, очень боялся, что до твоего деда доберутся, – но твой дед умел скрываться от публики. О нём знали не в газетах, а в комитетах. И брызги от неизбежной грязи, в которой он плавал, ничуть не пятнали взор пламенных патриотов.
