– Может, по дороге и двинемся? Встретим бойцов, поинтересуемся, куда водонапорную башню дели. Мы СМЕРШ или концертная бригада?
– У нас приказ – лишних контактов избегать, – напомнил старший лейтенант.
– Так это не лишние. Может, это вообще не Богоявленское? Разные фокусы случаются…
Шагать было трудно. Ноги едва поднимались. Женька пыхтел, начальство тоже мучилось с сапогами, пытаясь стряхнуть наслоения жирной грязи. Кое-как доползли до крайних домишек. Глянули на груду немецких снарядных ящиков, на сгоревший остов грузовика.
– По адресу явились, – прокомментировала Катрин.
Командир шутку не принял:
– Кать, прошу посерьезнее. Первый контакт может стать решающим.
– Ясно, – начальница подмигнула Женьке.
Смеется. А, между прочим, в том, что командиру группы заметно не по себе, ничего особо веселого нет. Все нервничают, но он-то первый раз. Можно понять.
Толкунов шагал впереди, поминутно оправляя ремень с кобурой. Улица была разворочена колесами и гусеницами, валялись измочаленные доски и крышки ящиков. Впереди что-то стучало, работали двигатели. На контакт группа выходит. Женька почувствовал себя грязным, смущенным и ни к чему не готовым. Не ляпнуть бы какую глупость.
Первый контакт установила товарищ Мезина:
– Эй, дитя, подойди на секунду!
За плетнем что-то мелькнуло, и показалась детская голова, в туго повязанном платке. Рожица чумазая, под носом болячки, разъеденные соплями, но смотрел малолетний абориген на пришельцев безбоязненно.
– Ой, тетя, а вы дохтур? – Зубов у дитя был явный некомплект.
– Нет, я штабная тетенька, – сказала Катрин. – Ты, красавица, здешней будешь?
– Так як же в Богоявлеском уродилась, – заверил ребенок, с любопытством рассматривая офицеров. – Ночлег треба?
– Нет, мы своих ищем. В хате взрослые есть?
– Ой, бабуся тильки. Военных нема. У церквы стоят, – девчушка, перевесившись, через плетень, махнула рукой в цыпках. – Туда ходите.
– Спасибо, принцесса. А водонапорная башня там или в другую сторону?
– О, то вы скажите! Нема вышки. Германец взорвал, шоб мы тут завсе околели, – девчонка бесстрашно раскачивалась на плетне. – Вон там стояла, у Гришкиной хаты. Тоже спалили. Ироды. Теть, а вы точно не дохтур?
– Нет, извини уж. Евгений… – начальница кивнула Женьке, уже развязывающему почти пустой вещмешок.
Дитя живенько, но не без достоинства, сгребло куски сахара:
– Благодарствуйте. С бабусею повечерим, чаю попьем.
– Хорошее дело, – согласился Женька, затягивая горловину.
– Земляков, вперед! – приказал старший лейтенант.
– Эгей, а я, когда выросту, точно дохтором стану, – заверила девчонка вслед.
– Это правильно, – Катрин, улыбаясь, обернулась: – Выучишься, к нам приходи. Нам лихие дивчины нужны. Только смотри, забор не повали. А то бабуля тебе добавит вавок. С тыла.
– Ни, бабуся добрая, – радостно заверила юная аборигенка. – Вы, если що, ночевничать приходите. У нас клопов нема. Повывелись…
Женька ухмылялся, выдергивая сапоги из грязи. Ничего, раз на месте – уже хорошо. Свои люди кругом.
– Война людей уродует, – вдруг пробормотал Толкунов. – Что здесь, что у нас. Мутанты вырастают.
– Ну, не всегда, – Катрин сняла пилотку, пригладила волосы. – Эта русалочка человеком станет. Шустрая, в попе шило. В дерматологи-венерологи или в санитарно-эпидемиологический надзор нацелится. Такие шмакодявки у нас оспу с холерой и задавили.
– Угу, конечно, – старший лейтенант оглянулся. – Земляков, ты руки хорошенько помой, а то чесотку к нам занесешь.
