Допрос, ожидаемо, не дал никаких результатов. Аборигены мотали башкой, даже не посмотрев толком на фото девушки. Их старые измождённые лица снова создавали ощущение дешёвого триллера, полного штампов. У некоторых имелись глубокие шрамы на лицах или конечностях. Кто-то сильно хромал или горбился. Попалась парочка инвалидов с пустым рукавом и один одноногий. Что они могли сделать с привлекательной и полной жизни женщиной в отместку за своё уродство?
Олег, как мог, давил опасения логикой. Конечно, никакой мистики, никаких людоедов и культов не было. Сериалов надо поменьше смотреть. Это просто несчастные люди, оказавшиеся на обочине жизни, доживающие тут свой век.
Когда вернулись к машине, участковый объяснил:
– У нас в Кринском пансионат для инвалидов был. Закрыли в девяностые. А контингент – кто куда. Кого забрали, кого перевели, а кто и в Стежкове осел. Живут как-то. Огороды, живность, самогон… Остальное – в ларьке на станции. Думаю, не здесь надо вашу коллегу искать. Эти мирные, мухи не обидят.
Олег пожал плечами. Жалость к изгоям уже почти победила в нём все подозрения. Однако данные с Анюткиного смартфона упрямо говорили, что в последний раз он ловил вышки именно тут. Может, она его просто потеряла? Или кто-то из местных «подрезал» девайс на станции, а вынуть симку додумался не сразу? Что-то всё равно не давало журналисту покоя. Найти хоть какую-то зацепку было уже делом принципа. Тем более, раз местные такие мирные… Голос Дроблина выдернул из глубокой задумчивости:
– Тебя куда? На станцию или в Кринское?
Участковый уже завёл УАЗик и вопросительно смотрел на городского гостя через приоткрытую дверь. На соседнем сиденье клевал носом усатый сержант. Олег посмотрел на небо, где между тяжёлых облаков холодно перемигивались первые звёзды.
– Знаете… Электричка только завтра. Я, пожалуй, тут заночую.
– Не боишься? – улыбнулся участковый.
– Сами же сказали, «мухи не обидят».
– Мухи-то не обидят… – ещё шире улыбнулся Дроблин. – Ну, как знаешь. Звони, если что. И поаккуратнее с шитыми.
– С кем? – переспросил Олег, но представитель закона уже хлопнул дверцей, махнул ему через лобовое и задним ходом тронул УАЗик к повороту, где можно было развернуться.
Не придумав ничего лучше, городской журналист зашагал к жилищу Макарыча. Самодельный шлагбаум он предусмотрительно опустил.
В доме старика оказалось на удивление чисто. Архаичная простота в убранстве единственной комнаты вызывала ощущение уюта. Прямиком из детства, в котором почти у каждого был деревенский бабушкин дом.
Хозяин угостил незваного гостя жареной картошкой и дешёвым несладким чаем, а сам залез на лежанку печи, занимавшей добрую треть помещения. Он явно не был расположен к разговорам. Из мебели в комнате имелись резной сервант, набитый посудой, покосившийся платяной шкаф, кресло и стол. Поужинав, Олег попытался получше устроиться в кресле. Спать сидя было неудобно, но усталость взяла своё. Уже проваливаясь в глубокий сон, парень заметил причину хромоты Макарыча: торчащие с печки ноги явно были разной длины.
***
Олегу приснилась Кира. Та, чьё фото лежало в его бумажнике вместе с Анюткиным. В кого он был безнадёжно влюблён ещё со школы. С которой у него никогда ничего не было, и вряд ли что-то будет. Дочка богатых, но на редкость приличных родителей, живущая в Москве и делающая большие успехи. Идеальная мечта, которой не суждено сбыться, как и положено настоящей мечте. Когда Кира поступила в МГИМО и переехала в столицу, парень не находил себе места. Были мысли уехать за ней, но зарабатывать он тогда не умел, а ничего, кроме провинциального пединститута, родители потянуть не могли. Немного остудил совет друга, который просто сказал:
