Самый жестокий месяц - страница 42



– Я запутался, – признался агент Лемье, которому приходилось почти бежать, чтобы не отстать от Гамаша, мерившего землю широкими шагами. – Так это было убийство?

– Я тоже запутался, молодой человек, – сказал Гамаш. Он остановился и посмотрел на Лемье. – А что ты здесь делаешь? Я тебя не вызывал.

Этот вопрос ошарашил Лемье. Он полагал, что старший инспектор будет рад его видеть, даже поблагодарит. Но Гамаш вместо этого смотрел на него терпеливо и с некоторым недоумением.

– Он приехал к родителям на Пасху – они тут живут неподалеку, – объяснил Бовуар. – А приятель из местной полиции ему сообщил.

– Я явился по собственной инициативе. Извините. Я сделал что-то не так?

– Нет, все так. Я хочу вести расследование как можно более скрытно, пока не будет точно выяснено, что это убийство.

Гамаш улыбнулся. Да, его подчиненные должны были проявлять инициативу, хотя и не столь рьяно. Впрочем, инициативность Лемье рано или поздно начнет гаснуть, и Гамаш вовсе не был уверен, что это так уж хорошо.

– Значит, наверняка нам это еще не известно? – спросил Лемье, спеша догнать Гамаша, который двинулся дальше, к большому каменному дому на углу.

– Я пока не хочу, чтобы об этом стало известно, но у нее в крови обнаружилась эфедра, – сказал Гамаш. – Знаешь, что это такое?

Лемье отрицательно покачал головой.

– Ты меня удивляешь. Это ведь как спорт, n’est-ce pas?[35]

Молодой агент кивнул. Спорт – эта тема крепко связывала его с Бовуаром. Их любовь к «Монреаль Канадиенс». К «Абам», как их еще называли.

– Слышал когда-нибудь о Терри Харрисе?

– Это хавбек?

– А о Симусе Ригане?

– Аутфилдер? Играл за «Лайонс»? Они оба умерли. Я помню, читал об этом в «Алло спор».

– Они принимали эфедру. Ее используют для похудения.

– Именно. Харрис умер во время тренировки, а Риган – на игре. Я смотрел по телевизору. День был жаркий, и все решили, что у него прихватило сердце. Так ли на самом деле?

– Тренеры велели им похудеть как можно скорее, поэтому они стали принимать таблетки.

– Это было два года назад, – сказал Бовуар. – Теперь эфедра запрещена, верно?

– Насколько мне известно. Хотя я могу и ошибаться. Ты проверишь это? – спросил Гамаш у Лемье.

– Конечно.

Направляясь к уютной гостинице, Гамаш улыбался. Энтузиазм Лемье нравился ему. Это и было одной из причин, по которым он взял Лемье в команду. Когда Гамаш расследовал предыдущее дело в Трех Соснах, Лемье работал в отделении полиции Кауансвилла и произвел на старшего инспектора хорошее впечатление.

Жертва того убийства жила в старом доме Хадли.

Они вошли на просторную веранду гостиницы. Это трехэтажное здание прежде было почтовой станцией на пути между Уильямсбургом и Сен-Реми и располагалось на старой почтовой дороге.

Войдя внутрь, Гамаш увидел деревянные полы, яркие индейские коврики и изящные подвыцветшие занавески.

Но он пришел сюда не для того, чтобы расслабляться. Он пришел, чтобы выяснить причину смерти Мадлен Фавро. Был ли это обычный инфаркт, вызванный возбуждением и страхом? Принимала ли она эфедру сама? Или тут действовали какие-то злобные закулисные силы, скрывающиеся за приятным фасадом Трех Сосен?

Оливье сказал, что Жанна Шове сняла маленький номер на первом этаже.

– Оставайся здесь, – приказал Гамаш, взглянув на Лемье, а сам вместе с Бовуаром двинулся по короткому коридору.

– Думаете, она сможет одолеть нас? – с улыбкой прошептал Бовуар.

– Не исключаю, – серьезно ответил Гамаш и постучал в дверь.