Моня поёжился, чувствуя, как холод пробирается ему под подол. Не застудить бы самое ценное. Остатки свадебного платья сменил слишком откровенный наряд, как и всё из сета «Блудницы». Тонкая, как паутинка, сорочка зажигала бы взгляды, но сама согреть не могла.
Две лошади, привязанные к стволу кривой сосны, щипали траву, нервно косясь в темноту. Их уши дергались при каждом шорохе. На дороге припарковали карету. Украшенная увядшими цветами и пестрыми лентами, она выглядела здесь нелепо и неуместно. Жестяные банки и колокольчики предусмотрительно подвешены на веревке по кругу, образовав защитный периметр.
– Слава богам, это ты! – крепко обняла Роби, сжав плечи с такой силой, что Моня охнул. – Как себя чувствуешь?
– Да вроде нормально, – ответил он, с удивлением обнаружив, что синяки и раны исчезли. – Поспала неплохо. А этот зачем?
Моня показал взглядом на Анджела, что сидел сбоку. С ним лучше держать язык за зубами. Во всех прямо смыслах. Узнав про него, вдруг психанет?
Тот, уронив подбородок на грудь, дремал. Его дыхание было тихим, но неровным, как у человека, которого терзают кошмары. Камзол висел лохмотьями – порванный на плече и без шнуровки. Волосы торчали во все стороны, слипшиеся от пота и грязи. Синяков и ран тоже нет, но на голове красовалась пара маленьких рожек – кривых, темных, торчащих в разные стороны, как у молодого козленка.
– Что это с ним? – удивился им Моня.
– Ты же наставила мужу рога, – злобно хихикнула Роби, но, увидев, как изменился в лице, тут же добавила: – Да нет, побочный эффект, понимаешь. Паленое зелье исцеления хлопнул. Хотела сама было рога обломать, но каялся, плакал, валялся в ногах. Нет, говорит, мне больше прощенья – «ненавидит меня».
– Дорогая, как ты? – встрепенулся тот, резко вскинув голову.
Его глаза, воспаленные и закисшие после сна, заморгали, пытаясь навести фокус. Анджел потер их ладонью, оставив грязный след на щеке.
– Как ты? – повторил он дрогнувшим голосом – то ли от страха, то ли еще лелеял надежды.
– Отвали, мудачье! – брезгливо отшатнулся Моня, чувствуя, как кожа покрылась мурашками. Он сжал кулаки, подавляя желание врезать по роже и рожкам, а лучше по яйцам.
Анджел замер, его лицо исказилось, будто ударили. Он сглотнул, опустил взгляд и медленно протянул руку, раскрывая ладонь. На ней – кольцо Мейсы. Вернулось, как бумеранг.
– Прости. Моя жизнь – твоя. Вот… – пробормотал Анджел, не поднимая глаз. Его пальцы дрожали, голос был тихим и умоляющим. – Кажется, оно тебе всё ещё дорого.
Помедлив, Моня его всё-таки взял. Эта вещь Инь, пусть и решает, как только вернется.
Поднеся к лицу руку, посмотрел на другое – с великолепным сапфиром, которое так и осталось на пальце. Камень поймал свет луны, блеснув холодным синим огнем, заблудившимся в гранях. В нем словно отражение слез легкомысленной Инь. Ее грёз – наивных, доверчивых, разбитых этим мерзавцем. Кольцо было красивым. Слишком красивым для боли, которую оно принесло.
Анджел проследил за взглядом, и в его глазах мелькнула тень слабой надежды. Он чуть подался вперед, пальцы сжались в кулак, а зубы прикусили губу, выдавая волнение.
– Оставь, как память, – тихо сказал он. Голос дрожал, как у потерявшего игрушку ребенка. – Я… я не хотел, чтобы так вышло. Не снимай…
Моня стиснул зубы, чувствуя, как закипает внутри. Сжав кулак, отвернулся к костру, но колечко не снял. Не его это право.
