Дно, стенки и бортики идеально круглого водоема выложены крупными разноцветными камнями. Я почему-то был уверен, что на ощупь они окажутся приятно шершавыми – такими, что и не поскользнешься, и сидеть приятно. И температура воды наверняка именно такая, какая нужна усталому путнику для того, чтобы вытянуть ноги, откинуться на бортик и урчать от удовольствия. Ну, или не урчать, если совсем лень.
С бортика в бассейн спускались каменные ступени. А справа и слева от спуска торчали обрубки – или отростки? скорее так, – древесных стволов высотой в человеческий рост. Примерно в метре от земли стволы будто промяли, образовав ниши, в которых лежали аккуратно сложенные полотенца. Выше стволы опоясывали короткие гладкие сучки-вешалки. Верхушки стволов, разумеется, буйно зеленели и цвели ярко-розовыми цветочками.
Диана сняла сапожки и поставила возле одного из стволов. Стащила шорты, оставшись в чулках с широкой кружевной резинкой – в жизни бы не подумал, что под обтрепанными шортами скрывается такое произведение искусства, узких кружевных трусиках и майке. Наклонилась, скатывая с ноги чулок.
– Чё стоим? – поинтересовалась у нас с тян. – К траве приросли?
– Э-э, – сказал я.
– Извини, – пискнула тян. И торопливо нырнула в дом.
– Майку не сниму, пока не уйдёшь, – выпрямляясь и насмешливо глядя на меня, предупредила Диана, – не надейся. А замечу, что подглядываешь – спать будешь в таксопарке с черепахами.
– Надо больно, – возмутился я. – Можно подумать, голых женщин никогда не видел! – но получилось, кажется, не очень убедительно.
– Угу. Я так и подумала, поэтому предупредила… Во, доставка! – и Диана вдруг ткнула пальцем куда-то вверх.
После черепах-такси мысль о том, что это может быть розыгрышем, мне и в голову не пришла. Я посмотрел туда, куда показывала Диана, и увидел, что с неба идет на снижение – целясь, судя по траектории, точно мне в лоб, – огромная, кислотно-оранжевая летучая мышь.
Из плетеной корзины на спине у мыши мы с тян извлекли десяток разнокалиберных свёртков. Отдельно были завернуты две пузатые глиняные бутылки с горлышками, запечатанными чем-то вроде воска.
– Спасибо, – сказал мыши я. Чувствовал себя при этом полным идиотом, но надо ж было что-то сказать?
Мышь, как ни странно, курлыкнула в ответ. Выдвинула из пуза четыре кошачьи лапы, стремительно взяла разбег, расправила на ходу синие кожистые крылья и взлетела.
– В добрый путь, – обалдело пробормотал я.
– Надеюсь, это съедобно, – глядя на свертки, проговорила тян.
Мы переглянулись и пошли в дом.
Кухонный стол был похож на срез огромного пня, отрастившего себе четыре ноги. Табуретки выглядели уменьшенными копиями стола. На полках, растущих из стен, стояли глиняные миски и чашки без ручек, столовых приборов не наблюдалось. Над глиняной раковиной в углу свисали с потолка две цветущие лианы. Тян осторожно потянула за правую. В раковину прямо с потолка хлынула струя воды.
– Холодная, – подставив под неё ладонь, объявила тян. И уже гораздо более уверенно потянула за левую лиану. Поток воды расширился. – Эта – горячая.
Я показал большой палец и принялся разворачивать листья, заменяющие тут оберточную бумагу.
Клубни, стебли, стручки, то ли фрукты, то ли овощи, два прозрачных пузыря с непонятно чем фиолетовым и красным. Холодные продукты завернуты в гладкие листья, теплые – среди свертков были и такие – в листья, на ощупь напоминающие местные одеяла.
