Аули вертелась вокруг меня с небольшим факелом. При виде красивых вещей в ней проснулась иная женщина: взбалмошная, непоседливая, с горящими глазами. Она рылась в коробках, подожгла какую-то кофту, вовремя скинула ту на пол и затоптала. Сначала Аули одела меня, потом занялась собой.
С улицы доносились крики отца. Он подгонял всех с плохо скрываемой тревогой. Я заметил его сквозь осколки витрины магазина. Он держался за грудь, походка стала тяжелой.
Обратно мы шли загруженные по самое «не могу». Вечером предстояло наловить еще рыбы, возможно, поймать и зажарить зверя. На полпути у меня закололо в боку. Дети начали хныкать. Они еще не представляли, что это легкая разминка.
Я надеялся, что переход станет последним в моей жизни. Не потому, что джанат застрянет в горах. А потому, что Саппалит найдет меня.
* * *
Утра мы не дождались. Вернулись из города, поели. Отец дал немного времени на отдых. Расправившись с забившимися в подошву камнями, я взялся за карандаш и бумагу. Хотел выразить увиденную несколькими днями ранее горную красоту в рисунке. Устроился поудобней в объятиях Аули, сделал несколько штрихов. На том и закончил. Изображения гор перед глазами тускнели и стекали, как не засохшая краска.
Тревога.
Я попросил Аули подать рюкзак. За рисунками природы, отца, в образе викинга, и Аули, в образе амазонки, нашел изображения Саппалита. Он всегда представлялся мне замком на вершине горы с высотными стенами, башнями. Внутри росли цветочные сады, а люди улыбались друг другу, болтали, смеялись. А еще на них были легкие одежды, не плотные костюмы, как у нас. И солнце не оставляло жженых пятен на коже. Просто грело, просто подыгрывало им, как шкодливый ребенок.
Я попытался уснуть. Некоторое время Аули гладила меня, потом ее кто-то позвал. Она осторожно подложила мне под голову тюк. Я отказался, не хотел спать. Уселся на песке и стал смотреть, как раскладывают по рюкзакам вещи, пристегивают коврики и сложенные палатки. Не то, чтобы я полюбил это место. Просто нам удалось пробыть здесь достаточно долго. И если бы мне удалось пробыть где-то, скажем, год или два, это место стало бы моим любимым. Моим домом.
Отец распоряжался, кому, что и куда класть. Его взгляд блуждал по сторонам, точно он пытался кого-то найти. В нем зарождалась неврозность от приближения джаната. Кто знает, какие муки терпел он сейчас, давая нам время перевести дух.
Я всегда думал, что отцу, как и мне, надоело кочевать с места на место. Сейчас же пришла иная мысль: отец бежит от боли, от невыносимого жжения в груди. Как это часто бывает, дар стал проклятьем.
Какой дар, он же проклятье, есть у меня? Не знаю. Может, упрямство, может, преданность мечте. А может, несусветная глупость и мальчишеский энтузиазм. Ведь кроме меня все и думать забыли про Саппалит. Приняли сторону отца: раз не видели, значит, Саппалита не существует. Впрочем, это не мешало многим коротать вечера в молитвах к Богу.
Мой рюкзак уже был собран. Новый, как и костюм, и ботинки, он радовал глаз, несмотря на тяжесть. Какое-то время мне будет приятно его нести, пока не откроются старые раны. Но я подготовился. Сорвал с женских рубашек специальные уплотнители и подсунул под костюм, ровно туда, где окажутся лямки. Тоже самое и с носками. Перед выходом натяну еще две пары сверху. Знаю, что днем будет жарко, а когда снимешь, еще и вонять, но целые ноги важнее запахов и влаги.
