Сарабанда - страница 6

После ванны он заварил себе свежий чай и пил на этот раз уже спокойно, зная, что жидкость льется не зря и быстро наполнит организм. Можно потом даже что-нибудь поесть. Харитон любил себе готовить, но ненавидел мыть посуду. Он мог старательно нарезать мелкими кусочками ветчину, долго жарить ее на мелком огне, доводя до кондиции, потом сверху вываливать помидоры, взбивать яйца в пиале, и потом ловко переворачивать яичницу на другую сторону, но грязные тарелки, чашки, вилки – скорее бы их бросить в раковину и забыть.

Интересно, какая у нее фигура. Он подумал, и даже загадал, что на 80 процентов она довольна толста, и такую вообще невозможно будет снимать, надо было в объявлении указать необходимые размеры. Как плохо он подготовился! А ведь еще вспышка, освещение, не говоря уже о проявке и печати. И что потом делать с этими фотографиями?

Хорошо бы найти какую-нибудь фабрику или журнал, и потом ходить по магазинам и вспоминать, как они раздевались у него дома. А что подумают их знакомые? Да, в этом смысле с иногородними легче.

Харитон открыл шкаф и стал выкладывать на стол свои сверкающие хирургические инструменты: несколько ребристых объективов, три аппарата, штативы, пленки, осветительные лампы с цветными фильтрами, вспышки и секундомер. В этом фотографическом царстве главными, конечно, были тяжелые объективы, но и запах старых кожаных футляров с медными кнопками Харитон не променял бы ни на какую ночь в Венеции. А может, и променял. Он, конечно, был профессионалом своего дела, но профессионал, так сказать, начинающий и бедный. Он не умел рекламировать свои снимки, никто не устраивал его выставки, и никто, можно сказать, и не знал, что он – фотограф.

Последние несколько лет он покупал себе только пленки и пользовался древней трофейной оптикой. Он по старинке думал, что результат в основном зависит от героя снимка, интерьера и точки зрения. Если за интерьер и точку зрения он еще мог бороться, то героев становилось все меньше и меньше (а их снимков все больше и больше), а уж переделывать героиню ему казалось неправильным. Писали, что все эти фотомодели ничего своего не имеют – ни груди, ни губ, ни волос, ну просто манекены полуживые, и все. Они, кстати, тоже всегда молчат.

Все фокусы с косметикой и париками он считал предательством, и полагался только на чудо природы. Да и вообще, если разобраться, последние лет сто фотография так и осталась стоять на месте, если не считать, что живой материал резко ухудшился. Нету, понимаете ли, той грации в фигурах и игры в глазах.

Пальмы, большие автомобили, надгробные памятники небоскребов, искусственные ресницы, поверхность Марса – есть, а вот игры и чувства в глазах – нет. Может, люди теперь настолько ослеплены происходящим, что машинально отгораживаются тонкой пленкой от внешнего мира, и глядят со снимков словно слепые. Есть даже специальный метод «быстрого чтения» – смотреть куда-нибудь, не вглядываясь в детали, прочитал заголовок, и скорее переворачивай страницу, в отдельных словах, особенно, когда их много, смысла мало, а времени читать и вовсе не осталось.

Зачем читать всю книгу, когда можно узнать ее содержание из справочника, или уж, в крайнем случае, посмотреть экранизацию. Действительно, как глупо разглядывать часами воду или облака! Главное теперь – скорость передачи информации. Информация должна быть важной, лаконичной, доходчивой. Например: умерла бабушка, машина сломалась, денег нет, ищу работу, еще чаю, пошли в кино. Как видно, двумя словами можно передать главное в жизни. Да, забыл еще конечно: Бог есть, Аллах Акбар, Слава КПСС, пейте Кока-Колу.