Читать онлайн Марина Румянцева - Сашенька

      1.

Я бегу к ней по срезанной траве, завывая от нестерпимой боли пчелиного жала, она расплывается в моих слезах посреди июльского дня; и уже почти наугад оказавшись в кольце загорелых рук, знаю – сюда не пустят ужас, так неожиданно прервавший мои детские игры.

      Я бегу к ней через замерший от жары летний полдень и замерзаю, понимая, что её нет. Её нет, вокруг только солнце, которое дрожит и превращается в радугу у меня на ресницах…

      Моё вполне благополучное детство закончилось однажды вечером под приглушенный разговор бабушки с двумя красиво одетыми настороженными мужчинами, успевшими подхватить её, внезапно и страшно начавшую падать назад, под запах чего-то тревожного, под непонятные действия приехавших врачей, старавшихся не встречаться со мной глазами.

      Моё детство прибилось к моей бабушке. Она погружалась в него, как в мягкие домашние тапочки и уютный халат – сначала чтобы просто отдохнуть от всего, свалившегося на неё за целую жизнь, а потом все чаще и упоительней. Папа, возникший из водоворота пугающих событий, долго держал меня на коленях, убаюкивая, и я поверила, засыпая, что всё будет как прежде, что мы будем вместе, мы будем…

      Последнее воспоминание о нём, оставшееся в моем, разбуженном непонятными и страшными событиями сознании – слова «держись, Алекс». Больше меня так никто не называл. Теперь я была Сашенька, Александра, Сашка и еще Шура-дура.

      Бабушка, прежде чем окончательно уйти в собственный беспечальный мир, добилась от этого «пенсии-за-маму», обойдя бесконечное количество кабинетов, в которых мужчины с неподвижными лицами прятали от меня глаза, а добрые тётеньки говорили «надо же, а какая хорошая девочка» и «бедняжка». Помню, что меня такая жалость всегда возмущала, и я старалась побыстрее утянуть бабушку от подружек и соседок.

Иногда она разговаривала со мной как будто я – маленькая мама. Сначала я пугалась до жути, но постепенно научилась ей подыгрывать – мне нравилось жить сразу двумя жизнями. Бабушку, никогда не работавшую, но всегда ведшую жизнь достаточную, сначала за дедушкой, потом за моими родителями, стала беспокоить возможность впасть в нищету. На чёрный день откладывалась «пенсия-за-маму» и понемногу продавался золотой запас. Здраво рассуждая, что «чёрный день» уже наступил, я доставала из подсмотренных тайников денежные знаки и тратила их по своему разумению, благо бабушка путалась уже и в счёте.

Счастливо избежав возможности посещать детские дошкольные учреждения благодаря её сердобольности и постоянной нуждаемости во мне, я оценила все прелести жизни «неорганизованного ребенка» – поздние вставания, потакание прихотям, постоянное подслушивание взрослых разговоров, телевизор. И! Не спать!! Днем!!! Всё это омрачалось, правда, настойчивыми попытками привить дитю навыки домоводства и кулинарии, но высот мне удалось достичь только в резании овощей для салатов.

Разноцветные кубики, долечки, кружочки и по кругу – фигурные колечки перца.

      У меня было много книг и времени, мало друзей и возможности предаваться детским забавам. У меня все было наоборот.

2.

– Сашенька, вставай…

Мой полусонный взгляд падает на:

наглаженное платье с белым воротничком,

кокетливый белый фартук,

белые гольфы с кисточками,

лакированные туфли…

Всё это великолепие, развешанное и разложенное вокруг, сразу вызывает у меня бурю эмоций, которая оформляется двумя словами: НЕ ХОЧУ! О чем немедленно докладываю бабушке.

– Сашенька, сегодня у тебя такой день! Ты должна запомнить его на всю жизнь…

Я больше ничего не хочу запоминать на всю жизнь. Я, может быть, вообще хочу потерять память. Меня и так лишили детства («бедный ребенок лишен детства»), а теперь еще будут строить и учить целых одиннадцать лет подряд. Я умею читать и считать! Вчера во второй раз дочитала «Робинзона Крузо», и сразу вижу, когда меня обсчитывают в магазине. Вслух я этого не говорю – не хочу разочаровывать бабушку, она должна запомнить этот день на всю жизнь.

      Я смотрю в зеркало на «куколку» (бабушка!) и обещаю ей – до первого тёмного школьного коридора!

      На улице цветы, дети, родители, аккуратные кошки и собаки, невозможно красивые старшеклассники. Праздник! Ведут соседского Мишку. Мишка умыт и тащит розы. Это так для него нетипично.

      У школы – море. Бабушка как буксир проталкивает меня к табличке «1А» – мальчики и девочки, робко сбившиеся в кучку, в надежде не утонуть цепляющиеся за такую же детскую ручонку своей «пары». Сначала меня «отмечают», бабушка от волнения опять путается с именами – моим и маминым, получается громко и смешно. Я цепенею. С усилием подняв глаза на веселящихся одноклассников (выплыли! выплыли!), вижу – ТАК НИКТО НЕ ОДЕТ! Балда! В таком же наряде, наверное, пошла в свой первый класс моя бабушка. Этот фартучек! Провалиться, утонуть.

      Сильная и тёплая рука подхватила мою ладошку – «первый! А! парами! за мной!».

      Обещание, данное «куколке», я выполнила – в бесконечных школьных коридорах потерялся мой пропеллер-бант, а в шкафу уборщицы – атавистический фартук.

3.

      Я сижу на второй парте у окна, за окном – осень. Я буду сидеть здесь сиднем все одиннадцать, нет – тридцать лет и три года, мои ноги станут корнями, а руки – ветками, у меня на голове совьют гнездо птицы; я научу мои листья облетать с окончанием лета и зеленеть весной. Я ни за что не признаюсь, что могу прочитать 78 слов в минуту (бабушка!), я буду с упоением рисовать палочки и крючочки в тетради и считать под партой на пальцах. (Я никому не скажу, что купила такую же книжку, какую вы маскируете среди учебных пособий. Ничего особенного. Про любовь.)

Отучившись три года, я вдруг потеряю память. Буквы перестанут складываться в слова, руки разучатся правильно держать ручку, а ноги …а! станут корнями. Придёт школьная комиссия, вся в очках, а у некоторых по двое и, тщательно изучив явление, постановит: СРУБИТЬ! Нет, не так – «придётся тебе девочка опять в первый класс, опять к Алле Александровне».

– Саша, всё мечтаешь? – мы встречаемся с Аллой Александровной глазами и, чтобы отвести взгляд, мне приходится делать над собой усилие. Она похожа на Джулию Робертс, Джессику Симпсон и Василису Прекрасную из моей толстой книжки сказок. Это она спасла меня первого сентября. Это её рука у меня на плече, запах духов смутно знаком, она говорит «хорошо», заглянув в мою тетрадь, и идёт дальше между рядами парт.

      После уроков меня встречает бабушка – среди сидящих на низеньких скамеечках в вестибюле родителей она выделяется осанкой – безукоризненно одетая пожилая леди, но по окаменевшему лицу её собеседницы я догадываюсь, что бабушку опять «занесло». Женщина провожает нас любопытно-жалостливыми глазами, стараясь делать это незаметно.

      Мы направляемся в художественную школу – рисовать я люблю и желаниям бабушки «воспитать у ребенка чувство прекрасного» в этом вопросе не сопротивлялась. Воспитывать чувство прекрасного, правда, планировалось сразу по нескольким направлениям – ещё мне грозила музыкальная школа и хореографическая студия. Пришлось симулировать головокружения и обмороки. Бабушка перевела меня на усиленное питание и сдалась. Усиленное питание незаметно выносилось помоечным котам.

      В ближайшем будущем нужно подвести бабушку к идее укрепления детского организма посредством плавания, боевых искусств и стрельбы. Все это пригодиться мне, когда я вырасту и поеду искать маму.

Мы живём в старом профессорском доме. Квартиру дали дедушке, которого я ни разу не видела – мы разминулись во времени. Наверное, в той жизни профессоров уважали. В этой профессорские дети продали, пропили и поделили квартиры, но дом сохранил прежнее название и значение. Бабушка всё чаще произносит «жить по средствам», всё чаще стали у нас теперь и «кашные» дни, но менять квартиру на «более удобную, в зелёном районе, с доплатой» ни за что не соглашается («я пока еще в своем уме!»), пресекая всякие разговоры на эту тему. «Сашенька, дом – это очень важно. Это главное».

      Я люблю бабушку. Мы, старый и малый, помогаем друг другу выжить.

      Мамина фотография – я нашла ее в книге. Яблоня, как в сказке, густо обвешанная яблоками, и мама – прислонившаяся к стволу, в чёрной блестящей куртке. Она смотрит на меня и чуть-чуть улыбается. Она не похожа на других. Она – самая! Несколько альбомов у бабушки в шкафу. Иногда, уступая моим просьбам, она дает их посмотреть, и можно видеть, как мама росла. Я листаю мамину жизнь… «О господи, господи, даже могилки не осталось».

      Я помню – снег, мама везет меня на санках, мне тепло в шубе, а от слишком яркого мира вокруг и равномерного подергивания верёвки – в такт маминым шагам, мои глаза слипаются… Просыпаюсь от детских радостных визгов – мы у огромной горки, с которой горохом катятся дети и взрослые. Мы забираемся на самый верх, мама складывается под габариты моих санок, прижимает меня к себе и …! Ветер в лицо, замирание в животе, мелькание разноцветных пятен перед глазами и в финале – сладостное падение в сугроб.

4.

      Осень постепенно готовится к зиме, облетают последние листья, среди голых и мокрых веток гуляет холодный ветер. Ночь растянулась в обе стороны, оттесняя утро и вечер с прежних позиций.

      По утрам, сквозь сон, я слышу, как звенит на кухне посуда, как бабушка обсуждает с собой меню на день. Немного погодя в мою комнату проникает запах какао и оладышков. (Гораздо раньше, чем хотелось бы, я пойму, что это и были «звуки и запахи счастья»).

      Покинув тёплую норку сна, пройдя утренний ритуал умывания – одевания – завтрака и убедив бабушку, что я и одна прекрасно доберусь до школы, вылетаю на улицу. У соседнего подъезда меня уже ждет Маша – одноклассница и подружка. Пока мы перебежками, на ходу обмениваясь последними новостями, продвигаемся к празднично светящейся всеми окнами школе, я знаю – если обернусь – увижу в тёмном окне светлое пятно бабушкиного лица.

      Ура! Сегодня вместо урока труда у нас будет экскурсия в парк за материалом для поделок (пластилиновые грибки в зелёном мху, шишки на ножках, букеты разноцветных листьев…). После письма – чтения – математики (крючочки – слоги – палочки) Алла Александровна, построив нас парами «кто с кем хочет», ведёт по улице, потом через дорогу – машины у перехода недовольно рычат, еще два квартала «пары» как-то обозначены, потом – бегом – врассыпную – наперегонки – по разноцветной листве между тёмных и светлых стволов. Набегавшись и наоравшись, первый «А» стягивается к скамейке, где задумчиво сидит Алла Александровна, держа в руках кленовый лист. Растрёпанные краснощёкие первоклассники, сгрудившиеся вокруг, льнущие к учительнице девчонки… Пёстрая человеческая стайка посреди последнего погожего осеннего дня и жёлтой листвы, а над всем этим – необычайно голубое, какое-то пронзительное небо.

5.

      За окном прямо на осень падает снег – неожиданный и густой. Первый «А» заворожено уставился на медленно опускающиеся снежинищи, и замер. Алла Александровна пишет на доске задание, постукивает мелок. Вчера заболела бабушка – нужно зайти в аптеку, купить лекарства… Лекарства… Целый список с подробными рекомендациями. Врач со «скорой», большой и некрасивый, но хорошо пахнущий и с аккуратными руками, долго сидел за столом – писал печатными буквами, чтобы мне было понятно. И не взял денег, которые совала ему бабушка. Потом бабушке стало лучше, она заснула. Я смотрела на её лицо, которое постепенно разглаживалось во сне, и повторяла «только не умирай» пока не стало светать…