– Никогда в жизни не был особенным… – вдруг вырвалось у меня. Я очень не люблю поболтать. Очень… но, когда у тебя нет ни рук, ни ног, это остается единственным.
– Вы ошибаетесь, господин. Все, начиная от вашего рождения и до этого момента – необычно.
– Подозреваю, то же самое можно сказать и про тебя.
– Верно.
– По твоей логике, каждый из нас особенный. Абсолютно любой человек.
– Знаете, я иногда жалею, что вы редко болтаете. Вы довольно образованный человек и поддержать беседу для вас не было бы трудным делом.
– Предпочитаю не сотрясать воздух.
– Это почему-же?
А действительно, почему? Потому, что воспитали как человека, который не обязан много говорить? Или как того, кто должен думать и обдумывать происходящее? Принцессе не нужны мои бестолковые советы, она прекрасна своей независимостью, но если бы она меня спросила, то я бы ответил.
– Потому, что если будет важно мое мнение, меня об этом спросят. А вечно открытый рот – признак пустой головы. Быть может, так.
– Отнюдь, господин сателлит. Посмотрите на старцев в замке. Болтают без умолку. И не потому, что глупы. А лишь потому, что в своей болтовне они пытаются друг до друга что-то донести. Например, свою старческую мудрость.
– Как и вы?
– Верно. Я довольно разговорчив. Но этому есть еще одна причина. Простая болтовня помогает голове расслабиться. Когда целыми днями занят исследованиями, то невольно занимаешь ими все пространство внутри черепа. Зацикливаешься… И в итоге… нет простора для маневра.
– Ты пытаешься отвлечься от исследований, чтобы они получались лучше и качественней…
– Ага. А для этого нужен трезвый и не замыленный ум.
– Как с вот этим вот всем? – я попытался откинуть взглядом свое тело, но голова не шелохнулась.
Однако, Номен все понял. – Да. Это тоже результат какого-то любопытства, совершенно далекого от науки.
Разговор внезапно прервался, как только я понял, что еретик сконцентрировался на происходящем. Он понес к моей груди шипящий шланг и начал откачивать гниль. Никогда бы не подумал, что эта болезнь может развиваться так быстро…
– Это какой-то особый вид гнилостной чумы?
– Верно подмечено. Он практически безвреден для людей, но вот этот паразит…
– Ты культивировал болезнь, чтобы…
– Да.
– И сколько же попыток ты сделал?
– Сотни, быть может, около тысячи.
– На это бы ушли годы.
– Отнюдь. Я любитель рациональности, как и любой человек далекий от церкви. Скажем так, у меня все на потоке. Вы можете не переживать. Для людей я такого не создавал. Мне больше интересна человеческая душа, чем гниющее тело.
– Это обнадеживает.
– Кстати… у вас не пропало желание пытать меня после того, как встанете на ноги?
– Нет. Не пропало.
– Жаль. Тогда, позвольте заранее извиниться, но вскоре я покину замок и уеду на передовую. У меня там дела, знаете ли…
– Шкуру свою спасать?
– Да. Именно так. Вы отличный собеседник. Проницательный. Болтали бы почаще, от дам бы отбою не было… А теперь позвольте мне вновь ненадолго погрузить вас в сон. Сейчас будет самое трудное…
– Дамы мне… – язык принялся заплетаться, и сознание начало тонуть во мраке. Я и так ничего не чувствовал, но сейчас, казалось, рвется вообще вся связь с миром…
И лишь болезненное пробуждение заставило меня ощутить, что я жив. Что я не умер в той никчемной стычке. Я чувствую боль, от кончиков пальцев, до глубин моей головы. Болит все и сразу. Болит так, что я готов выть от этой боли. Но вой ничего не изменит.
