Саваоф. Книга 1 - страница 24



– А анекдот хошь, дед? – выпалил Сеня с обидой, ужалив Саваофа недобрым взглядом.

Дед тоже не стал церемониться.

– На шута енекдот мне. Нужна правда, а не енекдот. Хоть без бреху не бывает у русского человека.

Сеня рассказал-таки сальный анекдот деду. Ткнул его носом в бабью писю.

Старик сипло смеялся, пока его смех не прервался кашлем. Вытерев слезы, он весело, загораясь в оживлении, заговорил:

– А как русский к вилипуту приехал, не слышал? Отчим твой, покойничек, царствие ему небесное, Илья Лукич рассказывал.

– Жил был пескарь в Хопре, и мама с папой были у него умные. Значит, и он не дурак. Ты мне зубы-то не заговаривай.

Сеню все также уязвляла обнаруженная им у Саваофа улыбка беса. Каким это отродье представлялось Сене обликом, про то Автору неизвестно. Но о нем речь, о бесе. В Сене заговорил воинствующий материалист. Голова его не была не болотной кочкой, не капустным вилком, конечно же, в ней что-то неслышно шурхнуло, как переключилось кнопочно (мне все мерещатся сейчас компьютерные клавиши, ЛК, ПК, умолчания и прочее). Сене было не до умолчаний: он решил наповал сразить верующего своего собеседника:

– Почему, дед, вода святая?

Саваоф пыхнул самокруткой.

– Потому что поп брехло. В серебряной посуде есть ена, она все биктерии убивает.

– Ну, и фрукт ты, дед.

– Откуда все люди произошли? – смиренно спросил Саваоф.

– От обезьяны, – оскалился Сеня. – Про Дарвина слышал?

– Кто ж тогда был первым пробным человеком у господа бога? – парировал вопросом второй дуэлянт.

– Де-ед, смени пластинку, не брей лысого, – загудел Сеня. – Спать давай.

– Спать?! Ххе-хе-хе-хе! Мы и так проспали царствие небесное. Вы видели Иисуса Христа? А он пришел в духе святом и вочеловечился и создал вашего прародителя Адама.

– А вашего тоже, дедово ваше сиятельство, – огрызнулся Сеня. Но Саваоф на этот выпад молодого соседа не среагировал и все так же учительно продолжал:

– И вот гуляет Адам в раю среди яблонь-анисовок, а сад за економией у озера был у него. Как у нас вот тут, в Таловке – садик-садок. Ходил, ходил, значит, он, и сон преклонил его, уснул Адам. Прогуливался в саду и господь. Ну, как вот, положим, Никита.

Саваоф повернулся к гостю таловскому и продолжил:

– Странновольный, как отпускник наш из страны белых снегов и белых одежд. Так ведь, Никитушка? Радиво тростит, что все вы там патриёты, что на вас не токмо Россия смотрит, а и мир весь сущий, путь ему вы будто указываете или укажете. Я, милок, радиво слухаю.

Никита не стал ни в чем разубеждать Саваофа и тем более – перечить ему. Он согласно кивнул головой и ответил скороговорно, что так, мол, так. И с интересом слушал далее любопытного этого дедулю, впитывая услышанное в кровоток. Все тут было новье Никите, все ложилось на белый лист его души, как слова библейского какого-то повествования:

– И вот скушно стало господу богу, а ему ж, как и человеку любому жить интересно хочется. Астров …Те, которые будут жить через сто, двести лет после нас и которые будут презирать нас за то, что мы прожили свои жизни так глупо и так безвкусно, – те, быть может, найдут средство, как быть счастливыми, а мы… У нас с тобою только одна надежда и есть. Надежда, что когда мы будем почивать в своих гробах, то нас посетят видения, быть может, даже приятные. (Вздохнув.) Да, брат. Во всем уезде было только два порядочных, интеллигентных человека: я да ты. Но в какие-нибудь десять лет жизнь обывательская, жизнь презренная затянула нас; она своими гнилыми испарениями отравила нашу кровь, и мы стали такими же пошляками, как все (