«Узнал, что Трутнев учиняет разбой над многострадальным Баргузинским заповедником. Хотелось бы побывать в Давше да по-писательски глянуть на все самому.
Узнал я, что директором не Янкус теперь, а Лесото. В любом случае большой привет им от меня.
Летом, примерно в июле я собираюсь на Байкал с внуком-пятиклассником ныне Илюшей и женой Ниной Яковлевной… В планах наполеоновских у меня побывать в трех углах Байкала, в Котах, в Танхое у вдовы Саши Субботины Людмилы (Хамар-Дабанский заповедник) и у вас в Давше. Как добираются к вам из Улан-Уде?
В общем, напишите, Людмила Михайловна. Расскажите, пожалуйста, что и как сейчас у вас в Давше. Где официально находится контора заповедника? Кто уехал из специалистов, кто остался? Каков быт ваш? Есть ли магазин и больничка? Как почту доставляют? Как выбираетесь на «материк»? Сохранился ли музей заповедника? А фенологическая площадка? Не заедают ли медведи? Сосновский кордон мне вельми интересен. Живы ли Иван Свиридович с его хлопотуньей Евдокией? Что слышно о лосихе Тачанде, которую выкормили и вырастили всем населением Давши, можно сказать, когда осиротела она в тайге? Напишите обо всем, в общем.
Я написал письма друзьям и товарищам на Байкал, жду ответов. Теперь вот настала и ваша очередь.
Чтобы как-то согреть вас в глухом баргузинском углу, тем более, что в ваших краях ныне трескучие морозы (возможно новое нашествие на Давше голодных соболей), посылаю извлечения из трех своих книг, где рассказываю о Жене Черникине и о вас, о своих байкальских встречах. Это Жене мой виртуальный памятник. Поклонитесь за меня его могилке».
Через два часа я был уже на Главпочтамте. С отправкой письма возникла закавыка: оказалось, в Давше теперь нет почты, ясно стало, что ликвиднули всю социалку. Конверт мой приняли в адрес соседнего почтового отделения, а это на карте байкальской лапоть один, может быть, в 200—300 километров. Вечером шарился по Интернету и увидел воочию как бы нынешний слезно-жалкий вид «столицы» былой Баргузинского заповедника: «У кромки древней байкальской террасы белеет горстка домов поселка». Сердце мое сжалось. Катастрофа же натуральная! Не горстка домов белела для моего возбужденного мозга, а горстка пепла… Надо было, однако, делать свою писательскую работу. Продолжил освоение трехтомника Борхеса, «новое расследование»: «О „Ватеке“ Уильяма Бекфорда». Помечаю мягким карандашиком про достаточно простой сюжет «Ватека». Его заглавный герой, Харун ибн Альмутасим Ватик Била, девятый халиф династии Абассидов, велит воздвигнуть вавилонскую башню, чтобы читать письмена светил. И вот Ватек предается магии и слышит голос исчезнувшего торговца из темноты. Тот призывает его отступиться от мусульманской веры и воздать почести силам мрака. Тогда ему откроется дворец подземного пламени с сокровищами. Купец требует сорока человеческих жертв… Пробегают кровавые годы, и в конце концов Ватек, чья душа почернела от преступлений, оказывается у безлюдной горы. Земля расступается, Ватек с ужасом и надеждой сходит в глубины мира. По великолепным галереям подземного дворца бродят молчаливые и бледные толпы избегающих друг друга людей. Торговец не обманул Ватека: во Дворце подземного пламени не счесть сокровищ, но это – Ад…
Подошла полночь, мой сонный мозг стал сникать. Я умостился на диване и в момент погрузился в сон. Часа через два видение. Фасад губернаторского дома с колоннами, белые колонны областного драматического театра, на открытии которого артист Яковлев с известной всем его эмоцией воскликнул: «Лепота!» И то и другое здание в чудесной фотоакварелистике изображены были на конвертах, десятка два которых я купил прозапас на Почтамте. Чей-то голос: «Мир – лажа, сплошная лажанка, это фальшивые сущности». И в безмолвном пламени вспыхнули строгою чередой дом губернатора, здание театра, исторический корпус Строительной академии на горе, соседствующий с ним монастырь с золотыми куполами и другие жемчужины архитектурного наследия города. Я вмиг проснулся. Мозг утренний, свежий. Сел за компьютер и думаю, что сон вещий какой-то…
