Задолго до того, как с Волхова сошел лед, ушли они обозом в Заволочье и к концу февраля добрались до места. Зимник был хороший. До Водлы реки так вообще ухожен был не хуже, чем на Торжок или Псков. И не удивительно. В деревнях, что стояли по всему пути, селяне на том деле хорошо зарабатывали. Летом лошадей у волоков держали, чтобы лодки таскать между реками. Накат из бревен в исправности содержали и гать, где нужно обновляли. Зимой после метелей и снегопадов дорогу мяли, чтобы проезжая была. Да избы для обогрева путников содержали.
Путь в чудские края открыт был уже давно. Правда, в том, что именно новгородцы первыми дошли до двинской реки и Студеного моря не все среди них были уверены. То и дело, то в одном, то в другом конце города возникали споры. Одни рьяно стояли на том, что именно новгородцы нашли первыми и обустроили выходы на Заволочье. В подтверждение тому рассказывали невероятные истории о похождениях туда своих предков. Другие не менее убедительно рассказывали тем свои былины, уверяя их совершенно в обратном. Они искренне верили, что не новгородские повольники в поисках новых земель первыми оказались у Онеги реки. Не сапог из конской кожи новгородского охотника вперед всех вступил на тамошние земли, а чудские племена по разным причинам сами пожаловали в новгородские края. То были те самые богатыри и чародеи из мифических легенд, о которых мать Маремьяна Борьке с Савкой в детстве рассказывала. Именно они в поисках земного конца на Онего озере оказались. Или, по крайней мере, чудские охотники, что заблудились в черных лесах и в поисках дороги домой, по случайности на новгородские земли вышли.
И Бориса с Савкой те разговоры не миновали. И они спорили когда-то о том меж собой или со сверстниками. Приводили друг дружке услышанные где-то или придуманные в богатых на воображение мальчишеских головах веские доводы. В одном сходились они и были едины. В том, что обязательно стоит в тех дальних краях побывать. И не просто за оброком сходить или за компанию с ватагой ушкуйников поозорничать. А так провести там дни жизненные, чтобы память и обязательно добрая о них осталась. И не забавы ради такие мысли юные умы Савки Борьки занимали. Тем выводам они опять же матери Маремьяне обязаны. Предков своих она чтила и уважала. Поминала их добрым словом часто и не только по праздникам. И о своем детстве время от времени Маремьяна вспоминала и мальчишкам рассказывала.
Вот и запомнили братья-приятели, что их матери Маремьяна и Домина родились совсем не там, где Исайя с Петембуровцем впервые их встретили. На Вель их отец вместе с дочками перебрался с Борка, что на Двине реке стоит, когда старшей из сестер исполнилось десять лет. Дома же в Борке осталась его жонка с двумя маленькими сыновьями. Причины, почему так поступили родители, Маремьяна не знала: ничего о том не говорил отец. Звали его Лихо Оськич. Сказывал отец, что родом он из Тоймичей был. Племя то древнее и в тех краях народ его с незапамятных времен проживает.
Но не только тем запомнились Борьке рассказы Маремьяны. Не укрылось от детского ума то, с какой гордостью и теплотой говорила она о тамошних местах и деревнях. Причина оказалась и не такой замысловатой. «Много лет пройдет, а погосты те останутся. И будто жив будет мой прапрадед, имя которого носит одна из Борецких деревень. И с потомками нашими навеки останется. Счастливый он – не зря жил, – каждый раз заканчивала она те разговоры». Ребятишки не раз говорили ей, что они тоже хотят, чтобы о них знали, на что Маремьяна добродушно улыбалась и отвечала: «Обязательно так и будет».
