Письмо, обернутое в красную ткань с распустившимися концами, лежало на самом дне ящика, защищенное книгами и тетрадями. Бумага пошла волнами, но посередине ясно читалось: «Письмо первое, Ивану». Ива дрожащими пальцами рванул бумагу, и на руки выпал черный сложенный лист, на котором было написано белыми чернилами: «Иван, мой друг, мой товарищ и последователь…». Убористым, плавным почерком следовали строки, написанные близко друг к другу. Ива заскользил взглядом по буквам…
Иван, мой друг, мой товарищ и последователь! Должно быть, ты прочтешь это письмо не скоро, хотя я просил тебя сделать иначе. Я не смею винить тебя, ибо сегодня ты – прокурор. В этих письмах я изложу тебе целую историю, историю болезни Саввы, историю, прежде всего, болезни моей. Сперва я задумывал эти письма как некую повесть, но, боюсь, достичь конечной цели мне не удастся. Я не ищу прощения за совершенные грехи, не ищу и жалости; я нуждаюсь лишь в твоем честном слове, которое ты сдержишь, даже когда прочтешь эти страницы. Мне необходимо, чтобы ты понял произошедшее, ибо мой разум уже не в моей власти. Я не знаю, существует ли лекарство, но оно должно быть найдено тобой. Очисти его, погрузи в целебный родник, исповедуй грехи.
Ты знаешь, поначалу мы не ладили, даже, смею сказать, враждовали. Но это, как я понял лишь впоследствии, исходило лишь из меня, из моей жажды обладать Саввой. Мне мнилось, будто ты и сам пытаешься взяться за Савву, пытаешься украсть его у меня. Да, я смешон. Признаю. Но в миг отчаяния и горя я обратился именно к тебе, упал именно к твоим ногам. Полагаю, душа моя разглядела в тебе истинную чистоту, в которой нуждалась, и сроднилась с нею, когда как разум мой, властный и жадный, встал на дыбы. Впрочем… впрочем, история эта не о нас с тобою, хотя и ты поневоле оказался вплетенным в нее, а обо мне и Савве.
