Савва из Агасфера - страница 2
Он уже жалел, что пошел на лекции, что последовал дурной привычке подчиняться порядку; куда полезнее было бы остаться в квартире и заняться чтением или прогуляться. Или, например, ждать пробуждения Саввы…
Письмо смешало его день, он давил в себе непривычный, чуждый ему гнев. «Ты знаешь, что так должно было случиться. К чему эта злоба? Гаврила говорил, Гаврила предупреждал. Гаврила – хороший. Верно: ты недоглядел – тебе отдуваться. Только что, что теперь делать? Запереть его… да ведь он выпрыгнет из окна. Разве что заколотить окно. Чушь! Какая же чушь!». Раздражение от нежелания усаживаться за парты, непонимание поступков Саввы, страх, вечно сопровождавший его, – Ива хотел остановиться в парке и хорошенько подумать, распутать нити, рассортировать их. Струйки мыслей вытекали из его головы, сбивались, когда он, двигаясь, пытался думать. Лишь покой, лишь бездействие позволяли ему уйти внутрь, чтобы восстановить порядок. Ива чувствовал, как безобразный хаос растет в сознании, и пугался, что может не успеть. Он представлял белые стены, разрушавшиеся под напором мыслей. «Скорее, скорее сесть сзади, устроиться на самом верху. Если я не успею, все смешается. Придется начать заново, а у меня нет времени. Нет времени! Да что же такое, что вы встали?!». Перед ним стояла группа студентов, из середины шел дым. Ива наклонил подбородок, натянув шарф до носа, и зло обошел их, топая ногами. «И с самого утра эта злоба… Откуда она взялась? Неужели из-за письма? Нет, письмо здесь не причем, оно только усугубило. Еще вчера Савва сказал, что я непривычно мрачен. И еще раньше он сказал, что я ношусь с ним, как курица с яйцом. Не вижу, не вижу… Отчего такой беспорядок в голове? Правда, я долго не проводил уборку – и вот результат. Нельзя забрасывать свою голову – я всегда это говорил».
Ива пробегает коридоры, мимоходом здоровается со знакомыми, кивает им, рассеянно улыбается, жмурясь, и радуется, когда наконец входит в аудиторию.
Преподаватель сидел на возвышении и даже не поглядел на вошедшего Иву. Большинство студентов сидели позади, первые места пустовали. В обычные дни эти места, вечно свободные, далекие от других, занимал Ива, но сегодня его дело состояло в ином. Он пробежал наверх и занял парту в уголке, укрытом тенью. Перед ним оказался лист бумаги и автоматическая ручка.
Ива сосредоточенно смотрел на белизну, пытаясь нащупать точку, а затем принялся писать. Лекция началась; двери то открывались, то закрывались, скрипели карандаши, стучали ручки. Сперва Ива выписывал мысли в столбик, раскладывая их по строкам и отделяя по тематикам. У него набралось четыре заголовка: «Савве стало хуже», «Гаврила обманщик», «Во мне что-то растет», «Мне страшно». Ива перевернул лист, и слова легко полились из-под руки: «Если Савва сбежит, то мне его не найти. Я клялся Гавриле, клялся себе, а все рушится. Что эти пальцы, держащие ручку, что они – столь же преданные и девственные? Нет… себе я не лгу, я знаю, что мои сны вызваны моим падением, моим ужасным падением. И Савва знает, я чувствую, как он усмехается. Отчего он молчит? Отчего не обвиняет? Отчего, отчего, отчего – Савва?! Этот текст показывает, насколько зыбок покой в моей голове, да и остался ли он? Лгать я не стал бы, значит, хоть что-то осталось. Необходимо определить цель и средства, иначе я точно лопну, столько грязи, мелочи, гноя во мне! Хорошо, хорошо… Цель – завещание Гаврилы. Средства – Прохор? Средства – моя жизнь». Ива понимал, что не справляется и что вера Гаврилы не оправдывается, безумная, изначально обреченная. Хотя в то время он чувствовал силу порядка, силу чистоты и спокойствия, которую носил в себе. Гаврила не мог предугадать, на что решится Ива. Он ожидал этого от Саввы, но Ива – дело другое. «И что это со мной… Горячка? Я весь как в лихорадке, вспотевший, красный – и с ледяными руками, влажными ледяными руками. Еще вчера я как будто предугадал грядущий день, ощутил приближающуюся волну. Черти что!».