Луна выпрыгнула в небо, выбелила тропку и стены. Ночные насекомые расчертили дуги, пролетая прямо перед носом Вязирки. Ух, бесстрашные! Прибежал Вязирка к дому, сразу котелок с водой поставил на камни, кизяка наломал, поджег. Пока ждал, когда разгорится, все полотно тискал. Очень уж хотелось еще патыра откусить. Но без чая, без того, чтобы спокойно, чинно сесть на коврик и неторопливо насладиться ужином, совсем не то выходило. Ничего! Вязирка потерпит!
Он выложил патыры. Всего три, даже меньше – два с половиной. Вытянул из складок горшочек, запечатанный наложенной на горлышко тканью, подвязанной крупной нитью. Сдернул ткань, принюхался. Ай, хорошо! Жирно, густо. Вязирка окунул пальцы, зачерпнул, облизал, вслепую хватая рисинки губами. Даже кусочек мяса попался на язык. Как Вязирка удержался от того, чтобы тут же не опрокинуть весь горшочек в себя – загадка.
Котелок забулькал. Вязирка бросил в него листьев. Травянисто-медвяной запах вместе с паром рванул вверх, обжег ноздри. Вязирка зафыркал, чихнул, палочкой за «ушко» стянул котелок с огня. Потом обтер рукавом пиалу, очищая от шальных песчинок, зачерпнул чая, поставил пиалу рядом с горшочком.
Блики огня плясали на коврике, касаясь то лепешек, то горшочка, то пиалы, то полы ханыка. Красота! На душе у Вязирки стало так хорошо, что он немедля набил патыром рот. Блаженство. Настоящее блаженство. Он жевал и жмурился, ощущая, как тепло и любовь ко всему миру зарождаются у него в животе.
– Вязирка – дурачок! – услышал он вдруг.
Над глинобитной стеной проросла голова.
– Фы! – махнул рукой на нее Вязирка.
Больше ничего сказать не смог – рот был занят. Но ни взмах, ни «фы!» на голову не подействовали. Мало того, к первой голове самым возмутительным образом прибавилась вторая. Были они как дыни на бахче.
– Вязирка – рубийя!
Вязирка проглотил патыр.
– Ягль? Мяуф? Вот я вам! – погрозил он головам кулаком.
– Вязирка, пошли с нами, – сказали головы.
Вязирка поморгал.
– Куда?
– На холм.
– На холм нельзя. И вам нельзя.
– Так мы не участвовать, – сказал то ли Ягль, то ли Мяуф, – мы подслушивать. Мы по задней тропе заберемся.
– Так ведь это…
Вязирка задумался, подыскивая возражения. Как назло, в голове было пусто. Насчет «подслушать» Камаль, кажется, ничего не говорил. А еще Вязирка обнаружил, что ему тоже хочется на холм. Уж если сам эмир Буххарана… Это же он был в повозке? Или не он? Помнилось: человек с бородкой.
– Думай быстрей, Вязирка, – сказали головы.
– Я так-то…
Вязирка взглянул на горшочек с рисом.
– Все, мы уходим, – сказали Ягль и Мяуф.
Одна голова пропала.
– Ребята! – позвал Вязирка.
– Что? – спросила оставшаяся голова.
– А нам не попадет?
За стеной рассмеялись.
– Если не попадемся, то не попадет, – сказал то ли Ягль, то ли Мяуф. – И еще: мы же не замышляем ничего плохого. Всего лишь послушаем, кого выберут новым голосом Бога. Интересно же!
– Это да, – кивнул Вязирка.
– Так ты идешь?
Я иду? – спросил себя Вязирка. Почему я не должен идти? Хотя, конечно, чай. И патыры… А там – эмир. И Камаль. И все. Я воды наносил и травы наносил. Кто еще столько наносит? Никто. Значит, я тоже могу…
– Я – с вами! – заявил Вязирка.
Только обнаружил, что голов над стеной уже ни одной нет. Наверное, глубоко задумался. Веселится время.
– Ребята!
Подхватив патыры (как без них?), Вязирка потопал со двора. Ягля и Мяуфа он нагнал у самого подножья, кое-как разглядев в свете луны две фигурки, сворачивающие с основной тропы влево. Огонь, разожженный на вершине холма, подсвечивал чинар, превращая дерево игрой теней и бликов в трепетный язык пламени.
